arrow-downcheckdocdocxfbflowerjpgmailnoarticlesnoresultpdfsearchsoundtwvkxlsxlsxyoutubezipTelegram
Энциклопедия

Законы природы

В науке существует множество принципов, которые, — по крайней мере, когда-то в прошлом — считались законами природы: ньютоновские закон всемирного тяготения и три закона движения, законы идеального газа, законы Менделя, законы спроса и предложения и т. д. Другие важные для науки закономерности, как считалось, не обладают этим статусом: в их число входят те, которые (в отличие от законов), с точки зрения учёных, нуждались — или всё ещё нуждаются — в объяснении. Здесь можно говорить о регулярности океанских приливов, смещении перигелия Меркурия, фотоэлектрическом эффекте, расширении Вселенной и т. п. Кроме того, чтобы определить, что в действительности возможно, учёные прибегают к законам, но не к иным закономерностям: с точки зрения космологов, возможность того, что наша Вселенная является замкнутой — или открытой — системой, связана с тем, согласуются ли эти модели с законами тяготения Эйнштейна [Maudlin 2007, 7–8]. В статистической механике законы лежащей в её основе физической теории используются для определения динамически возможных траекторий в пространстве состояний системы [Roberts 2008, 12–16].

Философы науки и метафизики рассматривали различные вопросы, связанные с понятием закона, но основным остаётся следующий: что такое закон? На него были даны два авторитетных ответа: системный подход Дэвида Льюиса [Lewis 1973, 1983, 1986, 1994] и теория универсалий Дэвида Армстронга [Armstrong 1978, 1983, 1991, 1993]. Среди более современных интерпретаций проблемы — взгляды антиреалистов [van Fraassen 1989; Giere 1999; Ward 2002; Mumford 2004] и антиредукционистов [Carroll 1994, 2008; Lange 2000, 2009; Maudlin 2007]. Помимо основного вопроса, в современной литературе по теме уделяется внимание следующим проблемам: (i) супервентны ли законы фактам? (ii) какую роль они играют в связи с проблемой индукции? (iii) предполагают ли они метафизическую необходимость? (iv) какова их роль в физике и как она соотносится с их ролью в частных науках?

 

1. Основной вопрос: Что такое закон?
2. Системы
3. Универсалии
4. Юмовская супервентность
5. Антиреализм
6. Антиредукционизм
7. Индукция
8. Необходимость
9. Физика и частные науки

9.1. Пытаются ли физики открыть универсальные закономерности?
9.2. Возможны ли какие-либо законы частных наук?

10. Заключительные замечания: что дальше?
Библиография

 

1. Основной вопрос: Что такое закон?

Есть четыре причины, побуждающие философов искать ответ на вопрос, что значит быть законом природы. Во-первых, как было сказано выше, складывается впечатление, что законы играют в науке важнейшую роль. Во-вторых, законы важны для многих других философских проблем: например, философы, вдохновляемые теорией контрфактичности, отстаиваемой Родериком Чизомом [Chisholm 1946, 1955] и Нельсоном Гудменом [Goodman 1947], а также выдвинутой Карлом Гемпелем и Полом Оппенгеймом дедуктивно-номологической моделью объяснения [Hempel and Oppenheim 1948], задавались вопросом, что делает контрфактические и объяснительные утверждения истинными; они предполагали, что какую-то роль здесь должны играть законы, а также спрашивали, что отличает законы от того, что законами не является. В-третьих, как известно, Гудмен предположил, что существует связь между законностью (lawhood) и возможностью подтвердить нечто индуктивным умозаключением. Поэтому некоторые мыслители, готовые принять идею Гудмена, сталкиваются с проблемой законов из-за своего интереса к индукции. В-четвёртых, философы любят сложные загадки. Предположим, что все находящиеся в помещении люди сидят (ср. [Langford 1941, 67]). Очевидно, что в этом случае утверждение «Здесь все сидят» будет истинным. Однако, хотя такое обобщение истинно, оно, по-видимому, не является законом в силу своей крайней случайности. Принцип Эйнштейна, согласно которому скорость ни одного сигнала не может превышать скорость света, также является истинным обобщением — однако его считают законом; он вовсе не так случаен. В чём же разница?

Может показаться, что это не такая уж и загадка. Утверждение «Здесь все сидят» имеет границы применимости: оно касается конкретного места; у принципа относительности пространственных ограничений нет. Поэтому легко предположить, что, в отличие от законов, случайным образом оказывающиеся верными обобщения касаются конкретных мест. Но разница не в этом. Есть истинные и притом не являющиеся законами утверждения, не относящиеся к какому-либо конкретному пространству. Рассмотрим неограниченное пространственно обобщение, согласно которому все золотые сферы имеют диаметр меньше мили. Золотых сфер таких размеров нет и, по всей вероятности, никогда не будет, но тем не менее это обобщение не является законом. Можно также привести обобщения, выражающие законы, подчиняющиеся определённым пространственным ограничениям. Закон свободного падения Галилея — это обобщение, согласно которому на Земле ускорение свободного падения равно 9.8 м/с2. Сложность нашей загадки становится очевидной, если к обобщению, касающемуся золотых сфер, добавить весьма похожее на него обобщение о сферах из урана:

Все золотые сферы имеют диаметр меньше мили.

Все урановые сферы имеют диаметр меньше мили.

Хотя первое утверждение не является законом, второе, по всей видимости, является: оно вовсе не так случайно, как первое, поскольку критическая масса урана — гарантия того, что такая огромная сфера никогда не появится [van Fraassen 1989, 27]. Так в чём же разница? Почему первое утверждение — случайное обобщение, а второе — закон?

 

2. Системы

Широко известный ответ на этот вопрос связывает закон с дедуктивными системами. Идея восходит к работам Джона Стюарта Милля [Mill 1843 (1947 ()], но в той или иной форме её отстаивали Фрэнк Рамсей [Ramsey 1928 (1978)], Льюис [Lewis 1973, 1983, 1986, 1994], Джон Эрман [Earman 1984] и Барри Лёвер [Loewer 1996]. Дедуктивные системы отличаются аксиомами. Теоремы являются логическими следствиями аксиом. Некоторые истинные дедуктивные системы будут сильнее прочих; некоторые — проще. Два эти достоинства — сила и простота — конкурируют между собой. (Систему легко сделать более сильной, усложнив её, а именно, включив все истины в число аксиом. Столь же легко упростить её, пожертвовав силой: достаточно принять в качестве единственной аксиомы, что 2 + 2 = 4.) Согласно Льюису [Lewis 1973, 73], законы природы принадлежат ко множеству всех истинных дедуктивных систем, отличающихся наиболее удачным сочетанием простоты и силы. Следовательно, утверждение, что диаметр урановой сферы не может превышать милю, является законом потому, что, по-видимому, оно принадлежит к наилучшим дедуктивным системам; квантовая теория — превосходная теория, описывающая нашу Вселенную, она может входить в число наилучших систем, и вполне вероятным представляется, что из квантовой теории и истин, касающихся природы урана, будет логически следовать, что не существует урановых сфер с диаметром, превышающим милю [Loewer 1996, 112]. Вызывает сомнения, что обобщение, согласно которому все золотые сферы будут меньше мили в диаметре, принадлежит к наилучшим системам. В качестве аксиомы его можно добавить в любую систему, но оно мало (если вообще хоть как-то) повлияет на её силу, при этом усложнив. (Впоследствии Льюис внёс в свою теорию значительные изменения, чтобы рассмотреть проблемы, связанные с физической вероятностью (см. [Lewis 1986, 1994]).)

Многие особенности теории систем весьма привлекательны. Например, она, по всей видимости, решает проблему пустых законов. Некоторые законы являются истинными, будучи при этом пустыми: первый закон движения Ньютона, согласно которому всякое инерциальное тело движется без ускорения, является законом, несмотря на то, что инерциальных тел не существует. Однако есть также множество пустых истинных утверждений, не являющихся законами: все тартановые панды весят пять фунтов, все единороги неженаты и т. д. Если мы принимаем теорию систем, то пустые обобщения не исключаются из числа законов, но принимаются в расчёт лишь те пустые обобщения, которые принадлежат к наилучшим системам (ср. [Lewis 1986, 123]). Более того, разумно считать целью научного теоретизирования формулировку истинных теорий, простота и сила которых уравновешивают друг друга, а значит, теория систем, по-видимому, подкрепляет трюизм, согласно которому цель науки — открытие законов [Earman 1978, 180; Loewer 1996, 112]. Ещё одной особенностью этой теории, которая многим (хотя и не всем) представляется привлекательной, является то, что она согласуется с широко интерпретируемыми ограничениями в духе Юма, налагаемыми на метафизику. Здесь нет прямой отсылки к близким модальным понятиям (например, контрфактическим условным предложениям) или к являющимся источником модальности сущностям (например, универсалиям или Богу; о предположительно необходимой отсылке к Богу см. [Foster 2004]). В самом деле, теория систем — основа льюисовой защиты юмовской супервентности, «учения, согласно которому в мире есть лишь обширная мозаика частных фактов: один небольшой предмет, а затем — другой» [Lewis 1986, ix].

Другие особенности теории систем настораживают философов (см. в особенности [Armstrong 1983, 66–73; van Fraassen 1989, 40–64; Carroll 1990, 197–206]). Некоторые утверждают, что у неё есть неприятное следствие: из-за обращения к понятиям простоты, силы и наилучшего равновесия (которые в конкретных своих проявлениях, по-видимому, зависят от когнитивных способностей, интересов и целей) законы оказываются не надлежащим образом зависящими от разума. Апелляция к простоте ставит ещё один вопрос, связанный с потребностью в жёстко регламентированном языке, делающем возможным разумное сопоставление систем (см. [Lewis 1983, 367]). Среди недавних упрёков теории систем — замечание Джона Робертса о том, что иногда считают её преимуществом: «У нас нет опыта оценки конкурирующих достоинств простоты и содержательности, позволяющей выбрать одну из целого ряда предположительно истинных дедуктивных систем» [Roberts 2008, 10]. Существует метод подбора кривой, предполагающий оценку и сопоставление таких конкурирующих преимуществ, как простота и точность, но этот метод — часть процесса обнаружения того, что является истинным. Тим Модлин [Maudlin 2007, 16] и Робертс [Roberts 2008, 23] утверждают также, что теория систем плохо подходит для того, чтобы исключать из числа законов широко распространённые и бросающиеся в глаза закономерности, даже если очевидно, что они определяются исходными условиями. Утверждения, согласно которым Вселенная представляет собой замкнутую систему, энтропия возрастает, а планеты Солнечной системы расположены в одной плоскости, могут (если они истинны) быть прибавлены к любой истинной дедуктивной системе, значительно увеличив её силу и не слишком усложнив. Интересно, что иногда от теории систем отказываются потому, что она отвечает широко понимаемым юмовским ограничениям, налагаемым на законы природы; некоторые заявляют, что частные факты не определяют, являются ли обобщения законами (см. Раздел 4).

 

3. Универсалии

В конце 1970-х годов у теории систем и других попыток последователей Юма сказать, что такое закон, появился соперник. В стремлении отделить законы от того, что ими не является, сторонники конкурирующего подхода, возглавляемые Армстронгом [Armstrong 1978, 1983, 1991, 1993], Фредом Дрецке [Dretske 1977] и Майклом Тули [Tooley 1977, 1987], обратились к универсалиям.

Если исходить из предлагаемой Армстронгом интерпретации этой идеи, то вот одна из его лаконичных формулировок теории универсалий:

Предположим, существует закон, согласно которому все F являются G. Свойство F и свойство G рассматриваются как универсалии. Между свойством F и свойством G существует определённое отношение, отношение логически не обоснованной, или случайной, необходимости. Эту ситуацию можно выразить в форме «N (F, G)». [Armstrong 1983, 85]

Эта формулировка обещает решение знакомых задач и проблем: возможно, разница между обобщениями касательно урановой и золотой сфер состоит в том, что из бытия урановой сферой следует необходимость обладать диаметром меньше мили, а из бытия золотой сферой — нет. Нет повода беспокоиться о субъективной природе простоты, силы и наилучшего их сочетания; до тех пор, пока необходимость независима от сознания, можно не опасаться, что от него будет зависеть законность. Некоторые [Armstrong 1991; Dretske 1977] полагают, что эта система взглядов поддерживает идею, согласно которой законы играют особую объяснительную роль в индуктивных умозаключениях, поскольку закон — не просто универсальное обобщение, а нечто совершенно иное — отношение между двумя разными универсалиями. Эта система взглядов согласуется также с представлением, что законность не супервентна на частных случаях конкретных фактов; отрицание юмовской супервентности часто сопровождает принятие теории универсалий.

Но чтобы и в самом деле достичь такого результата, следует больше сказать о природе N (необходимости). Существует проблема, которую Бас ван Фраассен называет проблемой идентификации. Он связывает её с другой проблемой, называемой им проблемой вывода [van Fraassen 1989, 96]. Суть двух этих проблем ранее была изложена Льюисом в его характерном стиле:

Чем бы ни было N, я не понимаю, как может быть абсолютно невозможным получение N (F, G) и Fa без Ga. (Если только N не является всего лишь устойчивой конъюнкцией или чем-то дополненной устойчивой конъюнкцией: в этом случае теория Армстронга превращается в вариант отвергаемой им теории закономерности.) Терминология Армстронга в некотором отношении скрывает эту загадку. Он использует выражение «с необходимостью следует» для обозначения создающего закон универсального N; и кто удивится, услышав, что если из F «с необходимостью следует» G и некое a обладает F, то, значит, a должно обладать G? Но я заявляю, что N заслуживает имени «необходимости», лишь если оно каким-то образом на самом деле может вступить в соответствующие отношения необходимости. Оно не может вступить в них лишь благодаря имени, как для обладания мощным бицепсом недостаточно называться «Армстронгом». [Lewis 1983, 366]

По сути дела, необходимо уточнить, что именно представляет собой законоустанавливающее отношение (проблема идентификации). Затем следует определить, подходит ли оно для этой цели (проблема вывода): следует ли из существования между F и G отношения N, что все F являются G? Обосновывает ли наличие этого отношения соответствующие контрфактические утверждения? Действительно ли законы оказываются независимыми от сознания, несупервентными и имеющими объяснительную силу? Армстронг и в самом деле говорит о сути своего создающего законы отношения подробнее. На замечание ван Фраассена он отвечает:

И именно здесь, я утверждаю, была решена проблема идентификации. Требующееся для этого отношение является каузальным отношением, <…> которое, как сейчас предполагают, связывает виды, а не их отдельных представителей. [Armstrong 1993, 422]

Остаётся вопрос о природе этого каузального отношения, понимаемого как отношение, связывающее как конкретные события, так и универсалии (см. [van Fraassen 1993, 435–437; Carroll 1994, 170–174].

 

4. Юмовская супервентность

Вместо того, чтобы пытаться в деталях описать всё, что разделяет системный подход и концепцию универсалий, обратим лучше внимание на вызывающую особенные разногласия проблему супервентности. Она касается вопроса, в самом ли деле рассуждения Юма определяют, что такое законы. Можно привести некоторые важные примеры, показывающие, что это не так.

Тули [Tooley 1977, 669] предлагает: допустим, что существует десять различных видов элементарных частиц. Следовательно, возможно пятьдесят пять видов отношений между двумя частицами. Предположим, что пятьдесят четыре из них изучено, и открыто пятьдесят четыре закона. Взаимодействие между частицами X и Y не изучалось, поскольку условия таковы, что они никогда не будут взаимодействовать. Тем не менее представляется, что возможен закон, согласно которому при взаимодействии частиц X и Y наблюдается P. Равным образом возможен закон, согласно которому при взаимодействии частиц X и Y наблюдается Q. Кажется, что в мире не существует никаких конкретных фактов, определяющих, какое из этих обобщений является законом.

Предполагаемая примером Тули несостоятельность супервентности возникает в более предельных случаях. Рассмотрим возможность существования отдельной частицы, двигающейся через пустое, свободное от других частиц пространство с постоянной скоростью, скажем, один метр в секунду. Кажется, что это пространство может быть просто пустой ньютоновской Вселенной, для которой верно утверждение, что все тела обладают скоростью один метр в секунду, хотя это и не закон; просто случилось так, что нет ничего, что могло бы изменить движение частицы. Но приходится признать, что может также статься, что это — не мир ньютоновской физики, и существует закон, согласно которому все тела здесь обладают одинаковой скоростью, равной одному метру в секунду; это обобщение может быть неслучайным и остаться истинным, даже если существуют иные тела, сталкивающиеся с движущимися объектами (см. в особенности [Earman 1986, 100; Lange 2000, 85–90]). Кто-нибудь может пойти и дальше. Модлин решительно возражает последователям Юма, обращая особое внимание на широко распространённую среди физиков стратегию изучения моделей вводимых теорией законов:

Пространство-время Минковского, пространство-время специальной теории относительности, — это модель уравнений поля общей теории относительности (в частности, их решений для вакуума). Следовательно, пустое пространство-время Минковского — один из способов существования мира, подчиняющегося законам общей теории относительности. Но является ли пространство-время Минковского моделью лишь для законов общей теории относительности? Разумеется, нет! Мы можем, например, утверждать, что специальная теория относительности даёт полное и точное описание структуры пространства-времени, и вывести иную теорию гравитации, моделью для которой всё ещё будет оставаться пустое пространство-время Минковского. Итак, если предположить, что ни один из возможных миров не может подчиняться законам общей теории относительности и конкурирующей теории гравитации, общее физическое состояние мира не всегда может определять законы. [Maudlin 2007, 67]

Здесь высказывается предположение о возможности существования пустой Вселенной, где действуют законы общей теории относительности, и другой Вселенной, где действуют законы противоречащей ей теории гравитации (дополнительные примеры см. в [Carroll 1994, 60–80]).

То, что Модлину представляется следствием обычного научного рассуждения, последователи Юма сочтут примером, демонстрирующим абсурдность несупервентности. Они должны утверждать, что разнообразные пары так называемых возможных миров на самом деле невозможны. Одним из последователей Юма, возражающих против доводов в пользу несупервентности, является Элен Биби [Beebee 2000]. Она обвиняет Тули, Джона Кэрролла [Carroll 1990, 1994] и других в том, что их аргументы основываются на том, что законы определяют происходящее в мире (см. также [Loewer 1996; Roberts 1998; Schaffer 2008]). В двух статьях Эрман и Робертс [Earman and Roberts 2005a,b] сначала задаются вопросом, как лучше сформулировать юмовский тезис супервентности, а затем, выступая с позиции скептицизма, доказывают, что их вариант юмовской супервентности соответствует истине. Джонатан Шаффер [Schaffer 2008] настоятельно привлекает внимание к онтологической проблеме: к тому, что несупервентные законы являются чем-то необоснованным. Робертс [Roberts 2008, 358–361] не только согласен с тем, что законы определяют происходящее в мире, но и предлагает новый ответ на контрпримеры для юмовской супервентности. Заметим, что с точки зрения языка сутью любого предполагаемого контрпримера всегда будет пара предложений, описывающих некую вероятность. Например, в случае единственной элементарной частицы (подобном описанному выше), суть контрпримера может выражаться в следующих предложениях:

Возможно, что на протяжении всей истории мира существует только одна-единственная частица, движущаяся с постоянной скоростью, а то, что все тела в этом мире движутся со скоростью один метр в секунду, не является законом.

Возможно, что на протяжении всей истории мира существует только одна-единственная частица, движущаяся с постоянной скоростью, а то, что все тела в этом мире движутся со скоростью один метр в секунду, является законом.

Для Робертса эти контрпримеры неизбежно будут лишь мнимыми, поскольку, хотя каждое предложение может быть истинным для какого-то контекста, для выдвижения возражения этого недостаточно: эти предложения должны быть истинными для одного и того же контекста, иначе возражение можно будет упрекнуть в некоторой неоднозначности. Для Робертса истинность предложений вида «это является законом» всегда связана с ключевой в данном контексте теорией. В его глазах обобщение, касающееся скорости в один метр в секунду, не может одновременно быть и не быть законом в рамках одной конкретной теории, а потому предложения, выражающие суть контрпримера, не могут быть истинными в отношении одного и того же контекста.

Важнейшую роль здесь играет чувствительность к контексту, которую Робертс встраивает в условия истинности предложений, выражающих законы. Другие системы взглядов, в рамках которых выражающие законы предложения тоже считаются чувствительными к контексту, могут также приводить к этому выводу. Разумеется, многое зависит от того, о каких чувствительных к контексту условиях истинности идёт речь.

 

5. Антиреализм

Большинство современных философов — реалисты в отношении законов; они полагают, что некоторые теории о том, что такое законы, и в самом деле отражают реальность. Однако есть и несогласные с этим антиреалисты.

Например, ван Фраассен, Рональд Гир, а также Стивен Мамфорд считают, что законов не существует. Ван Фраассен рассматривает проблемы, с которыми сталкиваются, скажем, теории Льюиса и Армстронга, в качестве аргумента в поддержку своих взглядов, и предвидит неспособность Армстронга и прочих описать адекватную эпистемологию, которая допускала бы рациональную убеждённость в существовании законов [van Fraassen 1989, 130 и 180–181]. Гир ссылается на то, как в истории науки начали использовать понятие закона [Giere 1995 (1999), 86–90], и настаивает, что часто называемые законами обобщения на самом деле не соответствуют истине [Ibid., 90–91]. У Мамфорда — причины, скорее, метафизического характера; он говорит, что, чтобы обуславливать происходящее в мире, законы должны быть чем-то внешним по отношению к качествам, которые они обуславливают, но, чтобы это было так, у обуславливаемых свойств не должно быть надлежащих условий идентичности [Mumford 2004, 144–145]. Другие мыслители исповедуют антиреализм иного сорта. Даже произнося предложения вида «То, что ни один сигнал не движется со скоростью выше скорости света, является законом», они остаются антиреалистами, поскольку полагают, что такие предложения не являются (чистым) изложением фактов. Является ли это эйнштейновское обобщение законом или нет — это не факт о нашей Вселенной; это не что-то, что может быть открыто. Сообщения о законах лишь отражают определённое отношение (в дополнение к убеждению) к содержащимся в них обобщениях. Например, Барри Уорд [Ward 2002, 197] полагает, что это отношение касается пригодности обобщения для предсказания и объяснения (см. также [Blackburn 1984, 1986]).

Перед антиреализмом стоит задача минимизировать ущерб, который отсутствие законов причинит нашей повседневной и научной практике. Что касается последней, описанные в начале данной статьи примеры и случаи использования законов свидетельствуют, что «закон» играет в науке важную роль, которую учёные, по-видимому, готовы счесть фактивной. Что касается повседневности, то, хотя слово «закон» и нечасто фигурирует в обыденных разговорах, у антиреализма относительно законности, тем не менее, будут далеко идущие последствия. Это обусловлено тем, что понятие законности связано с другими понятиями, в особенности номическими (например, понятиями контрфактического условия, диспозиций и причинности). Например, кажется, что для существования какой-либо содержательной контрфактической истины необходим хотя бы один закон природы. Загорится ли в обычных условиях обычная спичка, если ею чиркнуть о коробок? По-видимому, да — но только лишь потому, что мы ожидаем от окружающего мира определённого постоянства. Мы полагаем, что это контрфактическое высказывание верно, поскольку убеждены в существовании законов. Если бы законов не было, то из того, что спичкой чиркнули о коробок, не следовало бы, что она загорится. Из этого не следовало бы, что спичка предрасположена к воспламенению, или что трение о коробок станет причиной огня.

Может ли антиреалист отмести эту проблему, отрицая наличие связей между законностью и другими понятиями? Позволит ли это нам быть антиреалистами в отношении законов и оставаться реалистами в отношении, скажем, контрфактических высказываний? Опасность здесь заключается в том, что занимаемая в результате таких манипуляций позиция, по-видимому, неизбежно окажется ad hoc. Такие понятия, как контрфактическое условие, диспозиции и каузальность, проявляют множество тех же загадочных свойств, что и законность; обращаясь к ним, мы сталкиваемся со сходными философскими вопросами и загадками. Сложно сказать, чем можно обосновать антиреализм в отношении законности, но не других номических понятий.

 

6. Антиредукционизм

Кэрролл [Carroll 1994, 2008], Марк Ланге [Lange 2000, 2009] и Модлин [Maudlin 2007] отстаивают антиредукционистские, антисупервентистские теории (см. также [Woodward 1992]). Рассматривая вопрос о том, что такое закон, они отвергают ответы таких сторонников Юма, как Льюис, отрицают юмовскую супервентность и не видят смысла обращаться к универсалиям. Они считают несостоятельными любые попытки сказать, что такое закон, не прибегая к номическим понятиям. И тем не менее они полагают, что законы природы на самом деле существуют, и не являются антиреалистами.

Модлин [Maudlin 2007, 17–18] считает, что законность — фундаментальное понятие, а законы — онтологические примитивы, базовые элементы нашей онтологии. Следовательно, его проект состоит в том, чтобы показать, что именно могут сделать законы, определяя физическую возможность через законы и схематически излагая основанные на законах теории контрфактических условий и объяснений.

Кэрролл [Carroll 2008] анализирует законность посредством каузальных/объяснительных понятий. Исходной точкой для него становится интуиция, что законы не произвольны и не являются случайностями. Однако не быть случайностью ещё не означает быть законом. Например, может быть верно, что не существует золотых сфер диаметром больше тысячи миль, поскольку во Вселенной слишком мало золота. В этом случае, строго говоря, это обобщение было бы истинным, достаточно общим и не являлось бы случайностью. Тем не менее законом бы оно не было. Вероятно, этому препятствует тот факт, что нечто в природе (по сути дела, исходное состояние Вселенной, ограниченное количество золота) объясняет это обобщение. Сравним это с законом, согласно которому движение по инерции происходит без ускорения. В случае этого и иных законов, по-видимому, он соблюдается в силу самой природы вещей.

Подход Ланге [Lange 2000, 2009] предполагает описание того, что такое закон, при помощи контрфактического понятия стабильности. Теория эта весьма изощрённа, но основная её идея такова: назовём логически конечный ряд истинных пропозиций стабильным, если и только если его элементы остаются истинными при любой исходной ситуации, не противоречащей членам этого ряда. Так, к примеру, ряд логических истин очевидным образом является стабильным, поскольку логические истины будут истинными вне зависимости от любых обстоятельств. Ряд, включающий случайное обобщение, что все присутствующие в комнате сидят, но не противоречащий пропозиции, что некто в комнате кричит «Пожар!», не будет стабильным. Если бы кто-то закричал «Пожар!», кто-нибудь из присутствующих в комнате не усидел бы на месте. Ланге утверждает [Lange 2009, 34], что ни один стабильный ряд субномических фактов (за исключением, может быть, собрания всех истин) не содержит случайных истин. Для этого он прибегает к хитроумному использованию дизъюнктивных условий. Если ряд включает случайную истину P и не включает случайную истину Q, то дизъюнкция ~P ∨ ~Q будет совместима с этим рядом, и для того, чтобы тот оставался стабильным, контрфактическое условное предложение (~∨ ~Q) → P должно быть верным. Поскольку ни P, ни Q не являются законами, P не будет предпосылкой Q (во всяком случае, не во всяком контексте). Поэтому Ланге утверждает, что предложение (~∨ ~Q) → P не будет истинным (во всяком случае, не во всяком контексте). «Считая законы элементами по меньшей мере одного немаксимального стабильного ряда, мы откроем, как законность субномических фактов определяется субномическими фактами и теми фактами, которые зависят от них» [Lange 2009, 43].

До сих пор возражения против антиредукционизма в основном сводились к упомянутым в конце Раздела 4 вызовам для антисупервентности. (Поэтому, опять-таки, см. [Loewer 1996; Roberts 1998, 2008; Beebee 2000; Earman and Roberts 2005a,b; Schaffer 2008].)

 

7. Индукция

Гудмен полагал, что различие между законами природы и случайными истинами неразрывно связано с проблемой индукции. В работе «Новая загадка индукции» он пишет:

Лишь законоподобное утверждение (вне зависимости от его истинности, ложности или научной значимости) может быть подтверждено своим частным случаем; в отношении случайных утверждений это неверно. [Goodman 1954 (1983), 73]

(Касательно терминологии: P законоподобно, только если P является законом, если оно истинно.) Гудмен утверждает, что если обобщение случайно (и, следовательно, не законоподобно), то оно не может быть подтверждено одним из своих частных случаев.

Это стало толчком к оживлённой дискуссии и выдвижению ряда возражений. Например, предположим, что симметричная монета была подброшена в воздух десять раз, и первые девять раз упала решкой вверх [Dretske 1977, 256–257]. Первые девять частных случаев (по крайней мере, в некотором смысле) подтверждают обобщение, согласно которому в результате всех десяти бросков выпадет решка; вероятность истинности этого обобщения возросла с (0,5)10 до 0,5. Но это обобщение не законоподобно; если оно истинно, оно не является законом. Стандартным ответом на такой пример будет утверждение, что это понятие подтверждения не относится к делу (что оно всего лишь «урезает содержание»), а также предположение, что в законоподобии нуждается подтверждение нерассмотренных частных случаев обобщения. Отметим, что в случае монеты вероятность того, что при десятом броске выпадет решка, после предшествующих девяти бросков, выпавших решкой, не меняется. Однако существуют примеры, способные поставить под вопрос и эту идею.

Предположим, в комнате находится сто человек, и, задав пятидесяти из них вопрос, являются ли они третьими по счёту сыновьями, мы слышим, что так и есть; несомненно, разумным будет по меньшей мере с несколько большей уверенностью ожидать такого же ответа и от остальных пятидесяти присутствующих. [Jackson and Pargetter 1980, 423]

Бесполезно пересматривать тезис, чтобы заявить, будто никакое считающееся случайным обобщение не может быть подтверждено. В случае с третьими сыновьями мы знаем, что, даже если обобщение верно, оно не является законом. Спор продолжается. Фрэнк Джексон и Роберт Парджеттер предложили провести иную связь между подтверждением и законами, которой должны быть обусловлены определённые контрфактические истины: наблюдение над некими А, обладающими свойствами как F, так и B, подтверждает, что все A, не являющиеся F, будут B, лишь если A всё ещё останутся одновременно и A, и B, даже если они не будут обладать свойством F (это предложение критикуется в работе Эллиотта Собера [Sober 1988, 97–98]). Ланге [Lange 2000, 111–142] прибегает к другой стратегии. Он пытается уточнить соответствующее ситуации понятие подтверждения, описывая то, что рассматривает как интуитивное представление об индуктивном подтверждении, а затем утверждает, что лишь те обобщения, которые не считаются незаконообразными, могут быть индуктивно подтверждены (в том смысле, о котором он пишет).

Подчас идея, что законы должны играть в индуктивном доказательстве особую роль, оказывается исходной точкой для критики юмовского анализа. Дрецке [Dretske 1977, 261–262] и Армстронг [Armstrong 1983, 52–59; Armstrong 1991] принимают модель индуктивного умозаключения, предполагающую заключение к наилучшему объяснению (см. также [Foster 1983, 2004]). Если взять простейшую её интерпретацию, то эта модель описывает систему, основанную на наблюдении за частными случаями обобщения, включающую заключение к соответствующим законам (это и будет заключением к наилучшему объяснению) и увенчанную выводом к самому обобщению или его частным случаям, не ставшим объектами наблюдения. Претензия, предъявляемая сторонникам Юма, заключается в том, что, согласно их представлению о том, чем являются законы, законы не подходят для объяснения своих частных случаев и не могут подкрепить требуемое заключение к наилучшему объяснению.

Именно в этом контексте следует внимательно изучить законы. Армстронг и Дрецке приводят веские аргументы о том, что может и что не может быть подтверждено частными случаями: грубо говоря, юмовские законы так подтвердить нельзя, а законы-как-универсалии — можно. Но эти аргументы по самой меньшей мере не могут быть совершенно верными. Разве юмовские законы нельзя подтвердить частными случаями? Как было сказано выше, Собер, Ланге и другие исследователи показали, что это возможно даже в случае случайных обобщений. Дрецке и Армстронгу нужна некая убедительная и достаточно сильная посылка, связывающая законность с возможностью подтверждения, и непонятно, существует ли она. Основная проблема — в следующем: как отмечали многие авторы (например, [Sober 1988, 98; van Fraassen 1987, 255]), подтверждение гипотезы и её нерассмотренные частные случаи всегда будут зависеть от наших базовых убеждений. Если это так, то, обладай мы подходящими базовыми убеждениями, практически любое утверждение можно было бы подтвердить вне зависимости от того, обладает ли оно статусом закона или является ли оно законоподобным. Таким образом, сложно будет постулировать убедительный принцип, описывающий связь между законами и проблемой индукции. Чтобы выявить номологическую ограниченность индукции, мы должны поговорить о роли базовых убеждений.

 

8. Необходимость

Как правило, философы полагали, что некоторые случайные истины являются (или могут быть) законами природы. Более того, они считали, что если закон гласит, что все F являются G, то не требуется наличия никакой (метафизически) необходимой связи между свойствами F и G, то есть (метафизически) возможно, что нечто будет F, не будучи при этом G. Например, любой возможный мир, который, в соответствии с законом, подчиняется общим принципам ньютоновской физики, — это мир, где первый закон Ньютона истинен, а мир, в котором тела движутся по инерции с ускорением, — это мир, в котором первый закон Ньютона ложен. Последний мир также является миром, где движение по инерции имеет место, но при этом оно не влечёт с необходимостью отсутствие ускорения. Однако некоторые сторонники теории необходимости (necessitarians) полагают, что все законы являются истинами с необходимостью (см. [Shoemaker 1980, 1998; Swoyer 1982; Fales 1990; Bird 2005]). Другие придерживаются лишь слегка отличающегося представления. Соглашаясь, что некоторые законы — это сингулярные высказывания об универсалиях, они допускают, что некоторые законы являются случайными истинами. Следовательно, в соответствии с их взглядами, закон о свойствах F и G может быть ложным, если свойство F не существует. Однако отличия здесь минимальны. Эти авторы думают, что для того, чтобы закон о свойствах F и G существовал, то, что все F являются G, должно с необходимостью быть истинным (см. [Tweedale 1984; Bigelow, Ellis, and Lierse 1992; Ellis and Lierse 1994; Ellis 2001]).

Можно привести два основания для веры в то, что закон не зависит от какой-либо необходимой связи между свойствами. Первое состоит в представимости того, что в одном возможном мире утверждение «все F являются G» может быть законом, даже если существует иной мир, где F не является G. Второе — в том, что существуют законы, которые могут быть открыты лишь a posteriori. Если необходимость всегда связана с законами природы, то неясно, почему учёные не могут всегда обходиться лишь априорными методами. Естественно, оба основания нередко оспаривались. Сторонники теории необходимости утверждали, что представимость не означает возможности. Они также ссылались на аргументы Сола Крипке [Kripke 1972], предназначавшиеся для выявления определённых a posteriori необходимых истин, чтобы показать, что апостериорная природа некоторых законов не означает, что их законность не предполагает необходимой связи между свойствами. Чтобы ещё более упрочить свою позицию, сторонники теории необходимости заявляли, что она является следствием их излюбленной теории диспозиций, согласно которой диспозиции обладают каузальными способностями сущностным образом. Так, например, согласно этой теории, одним из слагающих сущность электрического заряда является способность отталкивать одноимённые заряды. Следовательно, законы вытекают из природы диспозиций (ср. [Bird 2005, 356]). По мнению сторонников теории необходимости, достоинством их позиции также является то, что они могут объяснить, почему законы поддерживают контрфактические высказывания; они делают это так же, как и другие необходимо истинные утверждения [Swoyer 1982, 209; Fales 1990, 85–87].

Основное затруднение для сторонников теории необходимости состоит в том, чтобы показать, почему следует отвергнуть традиционные основания считать, что некоторые законы являются случайными. Проблема (ср. [Sidelle 2002, 311]) состоит в том, что они также проводят различие между необходимыми и случайными истинами и даже, по-видимому, основываются при этом на соображениях представимости. На первый взгляд, суждение, что объект может двигаться со скоростью выше скорости света, не содержит чего-то явно подозрительного. Чем оно хуже суждения, что дождь может идти в Париже? Другой проблемой для сторонников теории необходимости становится вопрос о том, может ли их эссенциализм в отношении диспозиций подкрепить все контрфактические высказывания, которые, по-видимому, поддерживаются законами природы [Lange 2004].

 

9. Физика и частные науки

В недавних философских работах о законах природы уделяется много внимания двум отдельным, но взаимосвязанным вопросам. Ни тот ни другой не связаны непосредственно с тем, что такое закон. Вместо этого они касаются природы обобщений, которые пытаются открыть учёные. Первый — таков: стремится ли какая-либо наука в поисках законов отыскивать универсальные закономерности? Второй: даже если это верно для одной науки — фундаментальной физики — можно ли сказать то же самое и о других областях научного знания?

 

9.1. Пытаются ли физики открыть универсальные закономерности?

Философы проводят различие между строгими обобщениями и обобщениями, верными при прочих равных условиях. Предполагается, что это — различие между универсальными обобщениями наподобие описанных выше (например, что всякое инерционное движение происходит без ускорения) и кажущимися менее формальными обобщениями (например, что при прочих равных курение вызывает рак). Идея в том, что универсальное обобщение будет опровергнуто первым же контрпримером (если удастся найти тело, движущееся по инерции с ускорением), тогда как утверждение о вреде курения вполне допускает существование так никогда и не заболевшего раком курильщика. Хотя в теории это различие достаточно легко понять, на практике зачастую непросто безошибочно отделить строгие обобщения от менее формальных. Поэтому-то немало философов полагает, что многие высказывания, на первый взгляд не содержащие таких верных лишь при прочих равных условиях обобщений, на самом деле неявным образом их содержат.

Чаще всего философы полагали, что если учёные и обнаружили какие-либо универсальные закономерности, являющиеся законами, то они сделали это на уровне фундаментальной физики. Однако некоторые мыслители сомневаются в существовании таких закономерностей даже на этом фундаментальном уровне. Например, Нэнси Картрайт утверждала, что дескриптивные и объяснительные свойства законов вступают в конфликт. «Если рассматривать их как описания фактов, они будут ошибочными; а если скорректировать их так, чтобы они были верными, они потеряют свою фундаментальную объяснительную силу» [Cartwright 1980, 75]. Рассмотрим ньютоновский закон тяготения: F = Gmm′/r2. Если понимать его должным, по мнению Картрайт, образом, он гласит, что для любых двух тел связывающая их сила будет равна Gmm′/r2. Но если такова суть закона, то он не будет универсальной закономерностью. Это так, потому что связывающая два тела сила зависит не только от масс этих тел и расстояния между ними, но и, например, от зарядов этих тел (что описывает закон Кулона). Можно исправить формулировку закона тяготения, чтобы она соответствовала истине, но, говорит Картрайт, это лишит его объяснительной силы (по крайней мере, если прибегнуть к определённым стандартным методам исправления). Например, если ограничить применение формулы F = Gmm′/r2 лишь теми ситуациями, когда не задействованы никакие другие силы, кроме сил тяготения, то, хотя принцип и будет верен, работать он будет лишь в идеализированных обстоятельствах. Ланге [Lange 1993] иллюстрирует сходный тезис другим примером. Возьмём стандартную формулировку закона теплового расширения: «Всякий раз, когда температура металлического бруска длиной L0 изменяется на T, длина бруска изменяется в соответствии с формулой L = kL0T», где k — константа, коэффициент теплового расширения металла. Если бы мы использовали это утверждение для выражения строгого обобщения, предполагаемого его грамматической формой, то оно было бы ошибочным, поскольку в случае, когда кто-либо бьёт молотом по концам бруска, его длина меняется не в соответствии с приведённой формулой. Складывается впечатление, что закону требуются оговорки, но их получается так много, что единственный очевидный путь принять их все во внимание — прибегнуть к чему-то вроде введения условия «при прочих равных». Тогда возникает опасение, что утверждение может лишиться содержания. Из-за сложности корректной формулировки условий истинности для утверждений с «при прочих равных», мы можем прийти к тому, что утверждение «При прочих равных L = kL0T» может означать лишь «kL0T при условии, что L = kL0T».

Даже те, кто соглашается с доводами Картрайт и Ланге, подчас несогласны в том, что же в конечном счёте эти доводы говорят о законах. Картрайт убеждена, что истинные законы — это не универсальные закономерности, а утверждения, описывающие каузальные силы. Таким образом, они оказываются одновременно и верными, и обладающими объяснительной силой. Ланге в конце концов приходит к заключению о существовании пропозиций, обоснованно считающихся законами, хотя для того, чтобы считать так, нам не нужно также сохранять убежденность в существовании каких-либо не предполагающих исключений закономерностей: они не нужны. Для удобства можно считать, что Гир [Giere 1999] соглашается с основными доводами Картрайт, но настаивает, что являющиеся законами утверждения лишены неявных условий или оговорок о прочих равных. Таким образом, он приходит к выводу, что законов не существует.

Эрман и Робертс считают, что не предполагающие исключений и законосообразные регулярности существуют. Точнее, они утверждают, что занимающиеся фундаментальными физическими исследованиями учёные и в самом деле стремятся сформулировать такие строгие обобщения, которые были бы строгими законами, если бы были верными:

Наше утверждение состоит всего лишь в том, что <…> обычные теории фундаментальной физики таковы, что, если бы они были верными, то существовали бы точные, свободные от оговорок законы. Например, закон гравитационного поля Эйнштейна предполагает — без двусмысленностей, оговорок и дополнительных условий — что тензор кривизны пространства-времени Риччи пропорционален полному тензору энергии-импульса материи-энергии; релятивистская версия законов электромагнетизма Максвелла для плоского незаряженного пространства-времени предполагает — без условий и оговорок — что ротор электрического поля пропорционален частичной производной по времени, и т. д. [Earman and Roberts 1999, 446]

О примере Картрайт с притяжением они пишут [Ibid., 473, fn. 14], что корректное понимание закона тяготения предполагает, что он описывает только лишь силу притяжения между двумя массивными телами. (Картрайт утверждает, что такой составляющей силы не существует, а потому считает подобную интерпретацию ошибочной. Эрман и Робертс не согласны.) О примере Ланге они думают, что закон следует понимать как требующий одной-единственной оговорки: на металлический брусок не должно оказываться никаких внешних воздействий [Ibid., 461]. В любом случае, установить, что все представляющиеся строгими и пригодными для объяснения обобщения, которые были или будут постулированы физиками, оказались или окажутся ошибочными, можно лишь после весьма продолжительного дальнейшего обсуждения (сборник [Earman, et al., 2003] включает более поздние статьи Картрайт и Ланге, а также много иных работ, посвящённых законам с «прочими равными»).

 

9.2. Возможны ли какие-либо законы частных наук?

Если допустить, что физики стремятся открыть универсальные закономерности и даже что им это иногда удаётся, встаёт вопрос, является ли то же самое целью какой-либо иной науки, кроме фундаментальной физики (какой-либо из так называемых частных наук), и могут ли учёные надеяться в этом случае на успех? Возьмём экономический закон спроса и предложения, гласящий, что при росте спроса и неизменном предложении возрастает цена. Отметим, что кое-где цена бензина подчас остаётся неизменной несмотря на растущий спрос и остающееся прежним предложение, поскольку эту цену устанавливает государство. Оказывается, что, чтобы закон соответствовал истине, он должен пониматься как содержащий условие «при прочих равных». Эта проблема является очень общей. Как указал Джерри Фодор [Fodor 1989,78], поскольку мы используем для формулировки законов словарь частной науки, весьма вероятно, что возникнут ограничительные условия (в особенности фундаментальные физические условия), которые будут подрывать любые содержательные строгие обобщения в области частных наук: условия, которые сами по себе не могут быть описаны с помощью словаря частной науки. Своей работой «Ментальные события» [Davidson 1970 (1980), 207–225] Дональд Дэвидсон в значительной степени спровоцировал современный интерес к законам частных наук. Он приводит довод, направленный непосредственно против возможности строгих психофизических законов. Что ещё важнее, он допускает, что отсутствие таких законов может быть существенным для ответа на вопрос, могут ли ментальные события быть причиной физических событий. Это дало начало лавине статей, посвящённых вопросу о том, как примирить отсутствие строгих законов частных наук с реальностью ментальной каузальности (см., например, [Loewer and Lepore 1987, 1989; Fodor 1989; Schiffer 1991; Pietroski and Rey 1995].

Решение проблемы дополнительных условий зависит от трёх основных выделяемых вопросов. Во-первых, вопроса о том, что значит быть законом, который по сути своей является поиском необходимо истинного окончания утверждения: «P — закон, если и только если…». Очевидно, искомое окончание фразы должно касаться всех P, являются ли они строгими или верными при прочих равных условиях обобщениями. Во-вторых, необходимо также определить условия истинности используемых учёными предложений-обобщений. В-третьих, есть апостериорный и научный вопрос о том, какие из выражаемых используемыми учёными предложениями обобщений являются истинными. Ко второму из этих вопросов стоит внимательно присмотреться.

В этом отношении поразительно, как мало внимания уделяется возможному воздействию контекста. Разве не может быть так, что, если экономист напишет или произнесёт в «экономическом контексте» (например, в учебнике по экономике или на соответствующей конференции) определённое предложение, выражающее строгое обобщение, зависящие от контекста обстоятельства, влияющие на условия истинности, приведут к тому, что это высказывание окажется истинным? Так может случиться, несмотря на то, что в другом контексте (скажем, в дискуссии специалистов по фундаментальной физике или, ещё лучше, во время философского обсуждения понятия закона) то же самое предложение очевидным образом окажется ложным. Эти изменяющиеся условия истинности могут быть результатом чего-либо столь простого, как изменение в области применения понятия, или, возможно, каких-то менее очевидных изменений. Чем бы они ни были, важно то, что такая перемена может быть просто функцией языкового значения предложения и известных правил интерпретации (например, правила аккомодации).

Предположим, что профессор, доктор технических наук, произносит: «Когда металлический брусок нагревается, его длина изменяется пропорционально изменению температуры», — а студент на это замечает: «Но не тогда, когда кто-то бьёт молотом по обоим концам бруска». Показал ли тем самым студент, что его наставник ошибается? Может быть, и нет. Заметим, что заявление его несколько нахально. Скорее всего, когда профессор произносил свои слова, не подразумевалась необычная ситуация, в которой кто-то бьёт молотом по обоим концам раскалённого бруска металла. На самом деле, замечание студента звучит нахально потому, что ему следовало бы знать о неуместности своего примера. Заметим, что сказанное профессором не предполагает введения каких-либо дополнительных условий, чтобы быть истинным; как показывает этот пример, в обычных разговорах старые добрые строгие обобщения не всегда используются применительно ко всему спектру реальных случаев. На деле их редко используют таким образом.

Если занимающиеся частными науками учёные произносят соответствующие истине предложения-обобщения (иногда истинные при прочих равных, иногда — без всяких условий), то, по-видимому, ничто не мешает им произносить истинные законоподобные предложения, относящиеся к области частных наук. Проблема здесь заключалась в истинности обобщений из области частных наук, а в не каких-либо иных требованиях к законоподобию.

 

10. Заключительные замечания: что дальше?

Что будет дальше с рассматриваемой нами проблемой? Какими путями философы могут выйти за пределы современных дискуссий о законах природы? Четыре момента являются наиболее интересными и важными. Первый связан с тем, «обуславливают» ли законы происходящее в мире, что именно мы под этим подразумеваем и как это влияет на наше понимание законности. Второй — с тем, является ли законность частью содержания научных теорий. Этот вопрос часто задают о причинности, а в отношении законности он звучит реже. Робертс считает, что не является, и предлагает следующую аналогию, подкрепляющую его точку зрения:

В евклидовой геометрии постулируется, что две точки задают прямую. Но то, что эта пропозиция — постулат, не является частью содержания евклидовой геометрии. Евклидова геометрия — теория не о постулатах, а о точках, линиях и плоскостях… [Roberts 2008, 92]

Робертс делает вывод, что законность — не элемент научных теорий, и продолжает описывать то, что представляется ему ролью законности в науке. Это может оказаться убедительным первым шагом на пути к пониманию отсутствия «закона» и некоторых других номических понятий в формальном изложении научных теорий. Третий вопрос состоит в том, существуют ли случайные законы природы. Сторонники теории необходимости продолжают лихорадочно разрабатывать доводы в поддержку своего мнения, тогда как сторонники Юма и других подходов уделяют этому сравнительно немного внимания. Нужна новая исследовательская работа, которая выявила бы источник основополагающих предпосылок, разделяющих эти лагеря, и показала, в чём состоит правота каждого из участников спора. Наконец, следовало бы уделить больше внимания языку, используемому для обсуждения того, что такое законы, и для выражения самих законов. Очевидно, что недавние споры об обобщениях в физике и частных науках затронули именно эти проблемы, но их рассмотрение может также оказаться полезным для ключевых вопросов онтологии, противостояния реализма и антиреализма, и супервентности.

 

Библиография

    • Armstrong, D., 1978, A Theory of Universals, Cambridge: Cambridge University Press.

    • –––, 1983, What Is a Law of Nature?, Cambridge: Cambridge University Press.

    • –––, 1991, “What Makes Induction Rational?,” Dialogue, 30: 503–511.

    • –––, 1993, “The Identification Problem and the Inference Problem,” Philosophy and Phenomenological Research, 53: 421–422.

    • Beebee, H., 2000, “The Nongoverning Conception of Laws of Nature,” Philosophy and Phenomenological Research, 61: 571–594.

    • Berenstain, N. and Ladyman, J., (2012) “Ontic Structural Realism and Modality,” in E. Landry and D. Rickles (eds.), Structural Realism: Structure, Object, and Causality. Dordrecht: Springer.

    • Bigelow, J., Ellis, B., and Lierse, C., 1992, “The World as One of a Kind: Natural Necessity and Laws of Nature,” British Journal for the Philosophy of Science, 43: 371–388.

    • Bird, A., 2005, “The Dispositionalist Conception of Laws,” Foundations of Science, 10: 353–370.

    • Blackburn, S., 1984, Spreading the Word, Oxford: Clarendon Press.

    • –––, 1986, “Morals and Modals,” in Fact, Science and Morality, G. Macdonald and C. Wright (eds.), Oxford: Basil Blackwell.

    • Carroll, J., 1990, “The Humean Tradition,” The Philosophical Review, 99: 185–219.

    • –––, 1994, Laws of Nature, Cambridge: Cambridge University Press.

    • –––, (ed.), 2004, Readings on Laws of Nature, Pittsburgh: Pittsburgh University Press.

    • –––, 2008, “Nailed to Hume’s Cross?,” in Contemporary Debates in Metaphysics, J. Hawthorne, T. Sider and D. Zimmerman, (eds.), Oxford: Basil Blackwell.

    • Cartwright, N., 1980, “Do the Laws of Physics state the Facts,” Pacific Philosophical Quarterly, 61: 75–84.

    • Chisholm, R., 1946, “The Contrary-to-Fact Conditional,” Mind, 55: 289–307.

    •  –––, 1955, “Law Statements and Counterfactual Inference,” Analysis, 15: 97–105.
    • Davidson, D., 1980, Essays on Actions and Events, Oxford: Clarendon Press.

    • Demerest, H., 2012, “Do Counterfactuals Ground the Laws of Nature? A Critique of Lange,” Philosophy of Science, 79: 333–344.

    • Dretske, F., 1977, “Laws of Nature,” Philosophy of Science, 44: 248–268.

    • Earman, J., 1978, “The Universality of Laws,” Philosophy of Science, 45: 173–181.

    • –––, 1984, “Laws of Nature: The Empiricist Challenge,” in D. M. Armstrong, R. Bogdan (ed.), Dordrecht: D. Reidel Publishing Company.

    • –––, 1986, A Primer on Determinism, Dordrecht: D. Reidel Publishing Company.

    • Earman, J., Glymour, C., and Mitchell, S., (eds.), 2003, Ceteris Paribus Laws, Berlin: Springer.

    • Earman, J. and Roberts, J., 1999, “Ceteris Paribus, There is No Problem of Provisos,” Synthese, 118: 439–478.

    • –––, 2005a, “Contact with the Nomic: A Challenge for Deniers of Humean Supervenience about Laws of Nature (Part I),” Philosophy and Phenomenological Research, 71: 1–22.

    • –––, 2005b, “Contact with the Nomic: A Challenge for Deniers of Humean Supervenience about Laws of Nature (Part II),” Philosophy and Phenomenological Research, 71: 253–286.

    • Ellis, B., 2001, Scientific Essentialism, Cambridge: Cambridge University Press.

    • –––, 2009 Metaphysics of Scientific Essentialism, Montreal and Kingston: McGill-Queen’s University Press.

    • Ellis, B. and Lierse, C., 1994, “Dispositional Essentialism,” Australasian Journal of Philosophy, 72: 27–45.

    • Fales, E., 1990, Causation and Universals, London: Routledge.

    • Fodor, J., 1989, “Making Mind Matter More,” Philosophical Topics, 17: 59–79.

    • Foster, J., 1983, “Induction, Explanation and Natural Necessity,” Proceedings of the Aristotelian Society, 83: 87–101.

    • –––, 2004, The Divine Lawmaker, Oxford: Clarendon Press.

    • Friend, T., 2016, “Laws are Conditionals,” European Journal for the Philosophy of Science, 6: 123–144.

    • Giere, R., 1999, Science Without Laws, Chicago: University of Chicago Press.

    • Goodman, N., 1947, “The Problem of Counterfactual Conditionals,” Journal of Philosophy, 44: 113–128.

    • –––, 1983, Fact, Fiction, and Forecast, Cambridge: Harvard University Press.

    • Hall, N, 2015, “Humean Reductionism about Laws,” in A Companion to David Lewis, B. Loewer and J. Schaffer (eds.), Oxford: John Wiley and Sons.

    • Hempel, C. and Oppenheim, P., 1948, “Studies in the Logic of Explanation,” Philosophy of Science, 15: 135–175.

    • Hildebrand, T., 2013, “Can Primitive Laws Explain?” Philosophers’ Imprint 13(5) (July) (Available online).

    • –––, 2014, “Can Bare Dispositions Explain Categorical Regularities?,” Philosophical Studies, 167 (3): 569–584.

    • Ismael, J., 2015, “How to be Humean,” in A Companion to David Lewis, B. Loewer and J. Schaffer (eds.). Oxford: John Wiley and Sons.

    • Jackson, F. and Pargetter, R., 1980, “Confirmation and the Nomological,” Canadian Journal of Philosophy, 10: 415–428.

    • Kripke, S., 1972, Naming and Necessity, Cambridge: Harvard University Press.

    • Lange, M., 1993, “Natural Laws and the Problem of Provisos,” Erkenntnis, 38: 233–248.

    • –––, 2000, Natural Laws in Scientific Practice, Oxford: Oxford University Press.

    • –––, 2004, “A Note on Scientific Essentialism, Laws of Nature, and Counterfactual Conditionals,” Australasian Journal of Philosophy, 82: 227–41.

    • –––, 2009, Laws and Lawmakers, New York: Oxford University Press.

    • –––, 2013, “Grounding, Scientific Explanation, and Humean Laws,” Philosophical Studies, 164: 255–61.

    • Lange, M., et al., 2011, “Counterfactuals All the Way Down? Marc Lange: Laws and Lawmakers,” Metascience, 20: 27–52.

    • Langford, C., 1941, Review of “An Interpretation of Causal Laws,” Journal of Symbolic Logic, 6: 67–68.

    • Lewis, D., 1973, Counterfactuals, Cambridge: Harvard University Press.

    • –––, 1983, “New Work for a Theory of Universals,” Australasian Journal of Philosophy, 61: 343–377.

    • –––, 1986, Philosophical Papers, Volume II, New York: Oxford University Press.

    • –––, 1994, “Humean Supervenience Debugged,” Mind, 103: 473–390.

    • Loewer, B., 1996, “Humean Supervenience,” Philosophical Topics, 24: 101–126.

    • –––, 1989, “More on Making Mind Matter,” Philosophical Topics, 17: 175–191.

    • Loewer, B. and Lepore, E., 1987, “Mind Matters,” Journal of Philosophy, 84: 630–642.

    • Lyon, A., 1976–1977, “The Immutable Laws of Nature,” Proceedings of the Aristotelian Society, 77: 107–126.

    • Marshall, D., 2015, “Humean Laws and Explanations,” Philosophical Studies, 172(12): 3145–3165.

    • Maudlin, T., 2007, The Metaphysics Within Physics, New York: Oxford University Press.

    • Mill, J., 1947, A System of Logic, London: Longmans, Green and Co.

    • Miller, E., 2015, “Humean Scientific Explanation,” Philosophical Studies, 172(5): 1311–1332.

    • Mumford, S., 2004, Laws in Nature, London: Routledge.

    • Pietroski, P. and Rey, G., 1995, “When Other Things Aren’t Equal: Saving Ceteris Paribus Laws from Vacuity,” British Journal for the Philosophy of Science, 46: 81–110.

    • Ramsey, F., 1978, Foundations, London: Routledge and Kegan Paul.

    • Roberts, J., 1998, “Lewis, Carroll, and Seeing through the Looking Glass,” Australasian Journal of Philosophy, 76: 426–438.

    • –––, 2008, The Law-Governed Universe, New York: Oxford University Press.

    • Schaffer, J., 2008, “Causation and Laws of Nature: Reductionism,” in Contemporary Debates in Metaphysics, J. Hawthorne, T. Sider, and D. Zimmerman, (eds.), Oxford: Basil Blackwell.

    • Schiffer, S., 1991, “Ceteris Paribus Laws,” Mind, 100: 1–17.

    • Schneider, S., 2007, “What is the Significance of the Intuition that Laws of Nature Govern?,” Australasian Journal of Philosophy 85(2): 307–324.

    • Shoemaker, S., 1980, “Causality and Properties,” in Time and Cause, P. van Inwagen, (ed.), Dordrecht: D. Reidel Publishing Company.

    • –––, 1998, “Causal and Metaphysical Necessity,” Pacific Philosophical Quarterly, 79: 59–77.

    • Sidelle, A., 2002, “On the Metaphysical Contingency of Laws of Nature,” in Conceivability and Possibility, T. Szabó Gendler and J. Hawthorne, (eds.), Oxford: Clarendon Press.

    • Sober, E., 1988, “Confirmation and Lawlikeness,” Philosophical Review, 97: 93–98.

    • Swoyer, C., 1982, “The Nature of Natural Laws,” Australasian Journal of Philosophy, 60: 203–223.

    • Tooley, M., 1977, “The Nature of Laws,” Canadian Journal of Philosophy, 7: 667–698.

    • –––, 1987, Causation, Oxford: Clarendon Press.

    • Tweedale, M., 1984, “Armstrong on Determinable and Substantival Universals,” in D.M. Armstrong, R. Bogdan (ed.), Dordrecht: D. Reidel Publishing Company.

    • Vetter, B., 2012, “Dispositional Essentialism and the Laws of Nature,” Properties, Powers and Structures, A. Bird, B. Ellis, and H. Sankey (eds.), New York: Routledge.

    • van Fraassen, B., 1987, “Armstrong on Laws and Probabilities,” Australasian Journal of Philosophy, 65: 243–259.

    • –––, 1989, Laws and Symmetry, Oxford: Clarendon Press.

    • –––, 1993, “Armstrong, Cartwright, and Earman on Laws and Symmetry,” Philosophy and Phenomenological Research, 53: 431–444.

    • Ward, B., 2002, “Humeanism without Humean supervenience: A projectivist account of laws and possibilities,” Philosophical Studies, 107: 191–218.

    • –––, 2007, “Laws, Explanation, Governing, and Generation,” Australasian Journal of Philosophy, 85(4): 537–552.

    • Woodward, J., 1992, “Realism about Laws,” Erkenntnis, 36: 181–218.

       

      Перевод М.В. Семиколенных и М.А. Секацкой

       

      Как цитировать эту статью

      Кэрролл, Джон. Законы природы // Стэнфордская философская энциклопедия: переводы избранных статей / под ред. Д.Б. Волкова, В.В. Васильева, М.О. Кедровой. URL = <http://philosophy.ru/laws_of_nature/>.

      Оригинал: Carroll, John W., "Laws of Nature", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall 2016 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/spr2016/entries/laws-of-nature/>.

       

      Нашли ошибку на странице?
      Выделите её и нажмите Ctrl + Enter