arrow-downcheckdocdocxfbflowerjpgmailnoarticlesnoresultpdfsearchsoundtwvkxlsxlsxyoutubezipTelegram
Как-то возможна религия
Рецензия Николая Герасимова на книгу К.М. Антонова «Как возможна религия?»
Художники:   Оксана Сомова, Татьяна Лисицина

Своеобразный «публикационный» бум 1990-х гг. в России создал иллюзорное представление о том, что ключевые тексты по истории русской философии доступны и что теперь массовый читатель вправе перейти к оценочным суждениям [Коцюба 2018]. Ситуация усугубилась, когда мир научной литературы оказался наполнен различными интерпретациями взглядов того или иной русского мыслителя, а научная монография, посвященная изучению философской мысли в России, часто стала представлять собой сборник статей с авторским переосмыслением отдельных концепций [Малинов 2013]. Понятно, что академическая интерпретация взглядов В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка и др. нужна — ведь такая интеллектуальная операция помогает лучше понять идеи, господствовавшие в российском философском сообществе XIX–XX вв. Вместе с тем русская философия, тесно связанная не только с культурной, но и с политической историей России, часто стала использоваться в качестве материала для идеологической работы — многие термины и идеи, такие как «соборность» и «евразийство», стали употребляться с политическими коннотациями, в том числе и в академической историко-философской печати [Cпирина 2016, 4]. Неожиданно появилась антитеза «западная философия — русская философия». Даже авторитетные специалисты позволяли себе утверждать, что русский религиозный философ на самом деле «больше, чем философ» [Шохин 2004]. Термин же «духовность», всегда употреблявшийся в самых разных контекстах, в текстах редко определялся, но часто использовался для подчеркивания возвышенной религиозной природы философского знания в России [Симонишвили 2008].

Все вышеперечисленное, как нам кажется, стало причиной идеологизации истории русской философии, борьба с которой началась лишь в последнее десятилетие. Вышедшая в этом году книга К.М. Антонова «”Как возможна религия?”: Философия религии и философские проблемы богословия в русской религиозной мысли XIX–XX веков» является отличным примером того, как аналитическая работа помогает прояснить внутреннюю структуру отечественного философского знания прошлых столетий без излишней идеологизации. «Непроходимое» для массового читателя, не специалиста, название в полной мере отражает то, о чем собирается говорить автор. Достаточно прочитать два или три раза — все встанет на свои места.

В 2017 г. М.А. Маслин в книге «Разноликость и единство русской философии» предпринял попытку устранить противоречия между религиозной (В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, и др.) и, условно говоря, «секулярной» (М.А. Бакунин, Н.К. Михайловский и др.) традициями русской мысли [Маслин 2017]. Автор следует формуле «единство в многообразии», репрезентируя аксиологически равные взгляды мыслителей в общем повествовательном ключе. К примеру, в монографии есть обширная глава о творчестве Д.И. Писарева. Философские взгляды Писарева на протяжении 1990–2000 гг. хоть и рассматривались отечественными исследователями, но всегда ими понимались «в отрыве» от религиозно-философской традиции [Кондратьева 2018]. Маслин исправляет эту ситуацию. Такую работу можно только приветствовать, ведь она демонстрирует пускай и очень сложную, но преемственность в русской философии (даже если речь идет о целостном, едином прочтении народничества и метафизики В.С. Соловьева). Вместе с тем при всех достоинствах работы такой подход больше напоминает декларацию, чем системный анализ, — потому что причины «единства в многообразии» остались во многом непроясненными.

В 2019 г. О.Т. Ермишин в монографии «Философия русского зарубежья XX века» [Ермишин 2019] сделал заметный шаг вперед в изучении истории русской философии, концептуально разграничив отечественную философскую мысль до массовой высылки русских интеллигентов в 1921–1923 гг. и после случившегося изгнания. Однако выделенные им структурные дисциплинарные единицы внутри философского знания, созданного русскими эмигрантами, вызывают много вопросов (подробнее см. [Герасимов 2019]).

Стоит сказать и о больших исследовательских проектах по русской философии за пределами России. Польский исследователь А. Валицкий в своей книге «История русской мысли от просвещения до марксизма» [Валицкий 2013] склонен понимать русскую философию как часть системы идей, которую производила русская интеллектуальная культура. С одной стороны, такой подход может быть оправдан, ведь русская философская мысль всегда находилась в постоянном диалоге с литературой, политической мыслью и религией, с другой — есть опасения, что такой подход склонен размывать идентичность русской философии, а вместе с ней и отечественной традиции философии религии.

В этом смысле работа Антонова делает новый шаг — на примере философии религии показывает, как функционирует отечественная философия в конкретный временной интервал и какие проблемные сегменты в современной науке требуют отдельных историко-философских исследований.

В основе работы лежит текст докторской диссертации автора, который был переработан и опубликован отдельной книгой «Философия религии в русской метафизике XIX — начале XX века» [Антонов 2013], а затем еще раз переосмыслен и дополнен важными историко-философскими замечаниями. В аннотации к изданию читаем: «Монография представляет собой первое в отечественной историко-философской литературе систематическое исследование становления философии религии и философской теологии в русской религиозной мысли XIX–XX веков» (с.1 [1.]). С этим утверждением можно согласиться, потому что мы имеем дело действительно с систематической работой, в которой почти каждая глава гармонична как по содержанию, так и по форме. Приятно отметить, что в конце каждой главы дается «подведение итогов» — если у вас нет времени вникать в подробности, то всегда можно обратиться к краткому синопсису.

Структурно книга состоит из двух частей. В первой части автор подробно анализирует специфику религиоведения, богословия и философии религии в контексте отечественной интеллектуальной культуры, а затем непосредственно переходит к историко-философскому исследованию, начиная от эпохи романтизма и публицистики П.Я. Чаадаева, заканчивая богословием С.Н. Булгакова и «религиозным материализмом» Д.С. Мережковского. Во второй части речь идет о религиозно-философских исканиях мыслителей-эмигрантов (Н.А. Бердяев и С.Л. Франк) и тех, кто остался в советской России, но не прекратил свои богословские изыскания (А.А. Мейер).

Оксана Сомова_Антонов обрезаный.jpg

Введение написано строгим академическим языком, разделено на отдельные параграфы, в каждом из которых автор уточняет предметную область, с которой работает. Антонов констатирует, что долгое время в историко-философской традиции существовало понимание философии религии как светской науки или как совокупности всего, что сказано о религии, в том числе и самими богословами. Академическая философия религии хоть и использовала достижения богословов, все же стремилась к созданию социальных границ, которые бы не пускали в научное сообщество церковных иерархов, теологов и монахов-мыслителей. Привилегированный статус секулярного знания Антонов не признает. Существующую в интеллектуальной культуре диспозицию «философская теология и церковное богословие» автор отвергает как «нечто чуждое и в высшей степени странное» (с. 9).

Русскую философию автор склонен относить к западноевропейской традиции, признавая, что философия в России обладает особой спецификой — в том числе в силу принадлежности к восточнохристианской культуре (с. 40). Термин «русская религиозная философия», по мнению автора, «в настоящее время превратился в расхожий штамп» (с. 37). С этим можно согласиться, потому что это понятие может получить предметное значение «только в контексте рассмотрения целостной системы рефлексивных структур, осуществляющих легитимацию религиозной традиции» (Там же). Прав автор, на наш взгляд, и в том, что многие явные недостатки русской философии (такие как публицистичность, недостаточная ясность суждений и т.д.) многие исследователи склонны интерпретировать как (весьма сомнительные) достоинства. Кроме того, при описании характерных особенностей философской традиции в России историки философии нередко используют весьма расплывчатые термины, такие как «иконописность» и «пророческий пафос». Сам автор используемые им ключевые (философия религии, религиоведение) и специфические (рефлексивные структуры) понятия четко определяет в самом начале книги (C.25) — и это является несомненным достоинством работы.

Материал в монографии расположен по принципу «от общего к частному»: от рассмотрения общих вопросов богословия, теологии, религиоведения к философии религии как части русской философской традиции и далее — к отдельным интеллектуальным сюжетам в хронологическом порядке. При рассмотрении последних автор не претендует на полноту, что прямо оговаривается им в предисловии (с. 7). Однако чем именно обусловлен выбор того, а не иного сюжета, остается не до конца понятным. К примеру, в книге П.А. Бакунину и Л.Н. Толстому посвящены отдельные параграфы, но нет отдельных параграфов ни для А.И. Герцена, ни для Ф.М. Достоевского [2.], ни для Н.Ф. Федорова, ни для И.А. Ильина, ни для Б.П. Вышеславцева, ни для Г.В. Флоровского.

Предложенное автором в рамках собственной же структуры монографии расположение материала также вызывает некоторые вопросы. К примеру, философия Л.И. Шестова помещена в первую часть, равно как и концепции С.Н. Булгакова и Д.С. Мережковского, между тем все это — темы, которые, на наш взгляд, стоило бы отнести скорее к эмигрантской интеллектуальной культуре и поместить во вторую, а не в первую часть книги, тем более что сам Антонов в начале второй части строго, подобно О.Т. Ермишину, разделяет философию религии до «философского парохода» 1922 г. и после него. Это одновременно помогло бы сбалансировать части по объему: в нынешнем виде вторая часть оказывается заметно меньше первой.

Не представлены в книге и важные дискуссионные проблемы 1920–1930-х гг. (например, софиологические споры между представителями религиозно-философской мысли российского зарубежья; подробнее о них см. [Бажов 2015, Красиков 2012]), которым, кажется, стоило бы посвятить по крайней мере один параграф. Не осмыслена позиция русских философов-эмигрантов в отношении С.Н. Булгакова в 1935 г., когда церковные иерархи осудили ряд его богословских идей. Важная 5-я глава, посвященная интерпретации философии религии как части отечественной религиозно-философской традиции в контексте таких феноменов, как постсекулярный мир, современная феноменология религии и философия У. Джеймса, больше похожа на разрозненные очерки, чем на параграфы, объединенные общим смысловым единством.

Отдельно стоит сказать о выводах, к которым приходит Антонов (с. 353–367). Периодизация интеллектуальной традиции — задача сложная, но часто необходимая. Да, говорить об этапах становления философии религии в контексте русского богословия и русской религиозной философии XIX–XX вв. нужно, но возможно ли это осуществить в рамках одной книги, когда автор сам понимает, что не все сюжеты им охвачены — большой вопрос. Антонов выделяет 4 этапа:

  1. Постановка вопроса о философии религии (П.Я. Чаадаев и славянофилы);
  2. Этап полемики между религиозными философами и материалистами (в том числе и полемика между самими религиозными философами);
  3. Интеграция отечественной философии религии в контекст литературно-философских дискуссий рубежа XIX–XX вв. (в том числе и о религии);
  4. Появление фундаментальных работ по философии религии (нач. XX в.).

Насколько адекватна такая периодизация? Трудно ответить. Автор данной рецензии может лишь приветствовать тот факт, что Антонов решился на этот трудный шаг. Вероятно, именно этот фрагмент монографии будет вызывать множество вопросов у других исследователей русской философии. Другие выводы тоже нельзя назвать бесспорными (например, тезис, что философская теология возникла в рамках философии религии). Вместе с тем они как минимум любопытны и, безусловно, создают целую площадку для дальнейших плодотворных дискуссий.

Все указанные недостатки, на наш взгляд, являются следствием решения Антонова обратиться к как можно большему количеству проблем как в истории русской философии, так и в современной философии религии в рамках одной книги. Благородное устремление автора можно только приветствовать. Недочеты в таком случае являются платой за обширность и систематичность исследования. Но несмотря на наличие проблем в структуре монографии, содержательно книга является образцом вдумчивой историко-философской работы.

Выход в свет данной монографии — важное событие для современного историко-философского мира. Будем надеяться, что К.М. Антонов продолжит свою работу и углубит существующее исследование.

Татьяна Лисицына_Антонов.jpg

Рассылка статей
Не пропускайте свежие обновления
Социальные сети
Вступайте в наши группы
YOUTUBE ×