arrow-downcheckdocdocxfbflowerjpgmailnoarticlesnoresultpdfsearchsoundtwvkxlsxlsxyoutubezipTelegram
Энциклопедия

Истина

Истина — одна из центральных тем в философии. А также одна из самых обширных: истина сама по себе остается предметом обсуждения на протяжении вот уже нескольких тысяч лет; кроме того, огромное количество проблем в философии оказываются с истиной связаны — либо основываясь на касающихся истины тезисах, либо имея касающиеся истины тезисы своим следствием.

Дать связный обзор вообще всего сказанного об истине было бы невозможно. Вместо этого настоящий очерк будет сосредоточен на главных темах в исследовании истины в современной философской литературе. В нем мы попытаемся дать обзор ключевых проблем и теорий, представляющих интерес сегодня, а также показать, как они связаны друг с другом. Ряд других статей настоящей энциклопедии исследует указанные темы более глубоко. Как правило обсуждение важнейших аргументов оставлялось им на откуп. Целью настоящей статьи является не более чем предоставить читателю общую панораму современных теорий. Многие из упомянутых в этом очерке статей можно найти в антологиях под редакцией Блэкберна и Симмонса [Blackburn and Simmons 1999], а также Линча [Lynch 2001b]. Существует также целый ряд книг, представляющих собой обзоры обсуждающихся в настоящей статье тем, включая работы [Burgess and Burgess 2011], Kirkham 1992] и Künne 2003]. Кроме того, более подробный обзор ряда обсуждающихся в настоящей статье тем — а также множества дополнительных вопросов, связанных с истиной — дан в статьях в [Glanzberg 2018].

Проблему истины в каком-то смысле несложно сформулировать: что такое истины, и что именно делает их истинными (если нечто подобное вообще существует). Но за этой простой формулировкой кроется огромное количество разногласий. Существует ли вообще метафизическая проблема истины, и если существует, то какая именно теория могла бы подходить для ее решения — все это вполне актуальные вопросы в рамках теории истины. И, как мы увидим, на эти вопросы можно дать ряд весьма отличных друг от друга ответов.

 

1. Неоклассические теории истины

1.1 Теория соответствия

1.1.1 Истоки теории соответствия
1.1.2 Неоклассическая теория соответствия

1.2 Теория согласованности
1.3 Прагматистские теории

2. Теория истины Тарского

2.1 Предложения как носители истины
2.2 Конвенция Т
2.3 Рекурсивное определение истины
2.4 Референция и выполнимость

3. Назад к теории соответствия

3.1 Соответствие без фактов
3.2 Репрезентация и соответствие
3.3 И снова факты
3.4 Факторы истинности

4. Реализм и антиреализм

4.1. Реализм и истина
4.2 Антиреализм и истина
4.3 Антиреализм и прагматизм
4.4 Алетический плюрализм

5. Дефляционизм

5.1 Теория избыточности
5.2 Минималистские теории
5.3 Иные аспекты дефляционизма

6. Истина и язык

6.1 Носители истинности
6.2 Истина и истинностные условия
6.3 Истинностные условия и дефляционизм
6.4 Истина и теория значения
6.5 Теория согласованности и значение
6.6 Истина и утверждение

Библиография

 

1. Неоклассические теории истины

Значительная часть современной литературы об истине берет за отправную точку определенные идеи, которые были влиятельны в начале XX века. В то время обсуждению подвергался целый ряд подходов к истине, из которых самыми значительными для современной литературы являются теории соответствия (correspondence), согласованности (coherence), а также прагматистская теория.

Все эти теории пытаются дать прямой ответ на вопрос о природе: какова природа истины? Они относятся к этому вопросу всерьез: с их точки зрения, существуют некоторые истины, и вопрос, на который мы ищем ответ, касается их природы. Для ответа на этот вопрос каждая из теорий включает понятие истины в качестве части в более обширную метафизическую или эпистемологическую теорию. Объяснение природы истины превращается в дело применения некоторой метафизической системы, и в процессе этого истина наследует от этой системы некоторые принципиальные метафизические предпосылки.

Задачей настоящего раздела будет описать те идеи теорий соответствия и согласованности, а также прагматистской теории, которые лежат в сердце современных дискуссий. В некоторых случаях обсуждающиеся сегодня версии этих теорий отличаются от тех подходов, которые в действительности защищались в начале XX века — поэтому мы будем называть их «неоклассическими теориями». В тех местах, где это уместно, мы будем останавливаться, чтобы указать на то, как именно неоклассические теории вырастают из корней своих «классических» предшественников начала XX века.

1.1 Теория соответствия

Вероятно, самой важной из неоклассических теорий для современной литературы является теория соответствия (the correspondence theory). Идеи, чрезвычайно похожие на теорию соответствия, без сомнения, весьма стары. Их вполне возможно найти еще у Аристотеля или Фомы Аквинского. Когда мы обращаемся к концу XIX – началу XX века, чтобы проследить историю неоклассических теорий истины в это время, мы видим, что идеи, касающиеся отношения соответствия, являлись центральными для дискуссий того времени. Однако, несмотря на всю ее важность, найти цитату начала XX века, в которой бы отстаивалась в точности распространенная сейчас неоклассическая теория, будет невероятно трудно. Кроме того, некоторые подробности истории возникновения теории соответствия могут помочь нам лучше разобраться в определенных моментах современных дискуссий. В силу этого мы остановимся на истоках теории соответствия в конце XIX — начале XX века более подробно, чем на истоках других неоклассических теорий, и только затем обратимся к ее современной неоклассической форме. Общий обзор теории соответствия смотри в [David 2018].

1.1.1 Истоки теории соответствия

Основная идея теории соответствия заключается в том, что то, в чем мы убеждены, или то, что мы говорим, является истинным, если оно соответствует тому, как в действительности обстоят дела — то есть фактам. Эту идею можно обнаружить в различных формах на протяжении всей истории философии. Ее современная история начинается вместе с первыми шагами аналитической философии на рубеже XIX–XX веков — прежде всего, в работах Дж. Э. Мура и Бертрана Рассела.

Возьмем за исходную точку нашего рассмотрения этой истории промежуток между 1898 и 1910 годами. Эти годы отмечены восстанием Рассела и Мура против идеализма. Однако в это время ни тот, ни другой еще не придерживались теории истины как соответствия. В самом деле, Мур [Moore 1899] рассматривает теорию соответствия как один из источников идеализма и отвергает ее. Рассел следует в этом вопросе за Муром. (Обсуждение ранней критики идеализма Муром, в рамках которой от отвергает теорию соответствия, см. в [Baldwin 1991]. В [Hylton 1990] подробно обсуждается Рассел в контексте Британского идеализма. Общий обзор этих проблем см. в [Baldwin 2018].)

В этот период Мур и Рассел придерживались в вопросе об истине теории тождества. Они говорят о ней сравнительно мало, но она коротко сформулирована в [Moore 1899; 1902] и [Russell 1904]. Согласной теории тождества, истинная пропозиция тождественна факту. В частности, у Рассела и Мура эта теория начинается с пропозиций, понимаемых как объекты убеждений (beliefs) и иных пропозициональных установок. Пропозиции — это то, в чем мы бываем убеждены, и то, что дает нашим убеждениям содержание (content). Они также являются, согласно этой теории, первичными носителями истинности. Когда пропозиция является истинной, она тождественна факту, и убеждение, имеющее эту пропозицию своим содержанием, является верным. (Похожие идеи, касающиеся теории тождества и идеализма, обсуждаются в [McDowell 1994] и получают дальнейшее развитие в [Hornsby 2001].)

Теория тождества, которой придерживались Мур и Рассел, считает истину свойством пропозиций. Далее на вооружение берется другая хорошо знакомая читателям Мура идея: свойство истины является простым, не поддающимся анализу свойством. Факты понимаются просто как пропозиции, являющиеся истинными. Пропозиции бывают истинными и ложными, и факты — это не более, чем истинные пропозиции. Таким образом, не существует никакой «разницы между истиной и реальностью, которой она якобы должна соответствовать» [Moore 1902, 21]. Более подробное обсуждение теории тождества смотри в [Baldwin 1991; Candlish 1999; Candlish and Damnjanovic 2018; Cartwright 1987; Dodd 2000], а также в статье настоящей энциклопедии о теории истины как тожества (англ.).

Мур и Рассел в итоге отказались от теории тождества в пользу теории соответствия приблизительно около 1910 года (как мы видим в [Moore 1953], где излагаются лекции, которые он читал в 1910–1911 годах, и в [Russell 1910b]). Это было связано с тем, что они постепенно пришли к отрицанию существования пропозиций. Почему? Среди прочего они стали сомневаться в возможности существования таких вещей, как ложные пропозиции, и отсюда они заключили, что пропозиций не существует вовсе.

Почему Мур и Рассел полагали, что ложные пропозиции представляют собой проблему? Полноценный ответ на этот вопрос — это ученое предприятие, которое увело бы нас слишком далеко в сторону от предмета нашего текущего интереса (Мур сам стенал о том, что он не может «сформулировать свою критику ясным и убедительным способом» [Moore 1953, 263], но см. осторожное и тщательное исследование аргументов, касающихся ложных пропозиций в теории тождества, в [Cartwright 1987] и [David 2001]). Говоря очень грубо, в результате отождествления фактов с истинными пропозициями Мур и Рассел столкнулись с ситуацией, в которой, по их мнению, единственным способом описать ложные пропозиции было бы их описание как чего-то, что является в точности таким же, как факт, только ложным. Но если бы такие вещи действительно существовали, то в мире бы были вещи, подобные фактам, — и Мур с Расселом теперь полагают, что этого было бы достаточно, чтобы соответствующие ложные пропозиции считались истинными. Значит, ничего подобного не может существовать и, таким образом, ложных пропозиций не существует. Как Рассел [Russell 1956, 223] позже скажет, пропозиции кажутся в лучшем случае «любопытными тенеподобными сущностями», существующими в довесок к фактам.

Как напоминает нам Картрайт [Cartwright 1987], этот аргумент полезно рассматривать в контексте чуть более ранней теории пропозиций Рассела. Рассел, как мы ясно видим в [Russell 1903], в частности, считает, что пропозиции имеют составляющие. Однако пропозиции являются не просто набором составляющих, но неким «единством», которое связывает эти составляющие в единое целое (мы сталкиваемся здесь, таким образом, с «проблемой единства пропозиции»). Но что, можем спросить мы, может составлять «единство», например, пропозиции о том, что Самюэль Рэми поет — составляющими которой являются Рэми и пение — кроме самого Рэми, имеющего свойство пения? Но если искомое единство заключается именно в этом, то, кажется, мы приходим к тому, что оно состоит не более чем в том факте, что Рэми поет. Но в таком случае мы не можем ввести в теорию ложные пропозиции иначе, чем вводя в нее ложные факты.

Картрайт также напоминает нам, что имеются некоторые причины сомневаться в основательности подобного рода аргументации. Но отложим оценку этой аргументации в сторону и вернемся к нашей истории. Отказ от пропозиций привел Мура и Рассела к теории соответствия. Первичными носителями истинности теперь являются не пропозиции, являющиеся содержаниями убеждений, а сами убеждения. В виде слогана это можно сформулировать следующим образом:

Убеждение истинно, если и только если оно соответствует факту.

Подобную теорию можно обнаружить в [Moore 1953] и [Russel 1910b, 1912]. Разумеется, чтобы понять подобную теорию мы должны понять ключевое для нее понятие соответствия, а также понятие факта, которому убеждение должно соответствовать. К этим вопросам мы далее и обратимся. Для этого мы закончим наше историческое рассмотрение и обрисуем несколько более современную реконструкцию теории соответствия (Более подробное рассмотрение проблемы фактов и пропозиций в указанный период см. в [Sullivan and Johnston 2018].)

1.1.2 Неоклассическая теория соответствия

Теория истины как соответствия в своей основе является онтологическим тезисом: убеждение является истинным, если существует некая нужного рода сущность — факт, — которой оно соответствует. Если такой сущности не существует, убеждение является ложным.

Факты являются для неоклассической теории соответствия полноценными сущностями. Как правило, факты считаются составленными по крайней мере из единичных объектов (particulars) и свойств и отношений, или универсалий. Неоклассическая теория соответствия, таким образом, является осмысленной только в рамках метафизики, включающей в себя подобные факты. Так что неудивительно, что, после того как Мур и Рассел отказываются от теории тождества, метафизика фактов начинает играть в их взглядах куда более значительную роль. Возможно, ярче всего это видно у позднего Рассела [Russel 1956, 182], для которого существование фактов является «первым трюизмом». (Влияние идей Витгенштейна, которые позже появятся в его «Логико-философском трактате» [Wittgenstein 1922], на Рассела в этот период было сильным, и в целом «Трактат» остается одним из важных источников вдохновения для неоклассической теории соответствия до сих пор. Современное подробное обсуждение проблемы фактов см. в [Armstrong 1997] и [Neale 2001].)

Рассмотрим, например, убеждение о том, что Рэми поет. Допустим, что это убеждение истинно. В чем состоит его истина согласно теории соответствия? Она состоит в том, что в мире есть факт, состоящий из единичного объекта Рэми и свойства пения. Обозначим его как ⟨Рэми, Пение⟩. Этот факт существует. В противоположность этому мир не содержит (предположим) факта ⟨Рэми, Танец⟩. Убеждение о том, что Рэми поет находится в отношении соответствия к факту ⟨Рэми, Пение⟩, и поэтому это убеждение является истинным.

Что представляет собой это отношение соответствия? Одно из стандартных возражений классической теории соответствия заключается в том, что дать полностью удовлетворительное объяснение сути отношения соответствия оказывается чрезвычайно трудно. Однако в случае простого убеждения, такого как убеждение о том, что Реми поет, мы можем наблюдать, что структура факта ⟨Рэми, Пение⟩, совпадает с субъектно-предикатной формой что-предложения, которое описывает убеждение (т.е. «что Рэми поет»), и даже, вполне возможно, совпадает со структурой самого этого убеждения.

До сих пор мы имели дело со взглядом, который Мур и Рассел сочли бы весьма сходным со своими собственными воззрениями. Однако современная версия теории соответствия стремится завершить объяснение сути отношения соответствия с помощью обращения к пропозициям. В самом деле, распространенной практикой является построение теории соответствия вокруг понятия структурированных пропозиций. Пропозиции вновь вводятся в качестве содержания убеждений и утверждений (assertions), и они имеют структуру, которая по крайней мере приблизительно соответствует структуре предложений. По крайней мере в случае простых убеждений, таких как убеждение о том, что Рэми поет, пропозиция имеет такую же субъектно-предикативную структуру, как соответствующее предложение (сторонники теории структурированных пропозиций, такие как Каплан [Kaplan 1989], часто черпают вдохновение в [Russell 1903] и находят причины, по которым Рассел отвергает пропозиции, неубедительными).

Теперь, имея в своем распоряжении факты и структурированные пропозиции, мы можем попытаться объяснить отношение соответствия. Соответствие имеется между пропозицией и фактом, когда пропозиция и факт имеют одинаковую структуру и одинаковые составляющие на каждой из позиций этой структуры. Когда пропозиция и факт находятся в отношении соответствия, они зеркально отражают друг друга. В случае нашего простого примера это может выглядеть следующим образом:

Пропозиция, что

Рэми

поет

 

факт

Рэми,

Пение

Пропозиции, хотя они и структурированы точно так же, как факты, в отличие от фактов могут быть истинными и ложными. В случае ложной пропозиции — например, пропозиции о том, что Рэми танцует, — мы не обнаружим никакого факта в нижней части диаграммы. Убеждения являются истинными и ложными в зависимости от истинности и ложности пропозиций, являющихся содержанием этих убеждений.

Итак, мы обрисовали суть этого взгляда в случае простых пропозиций, таких как пропозиция о том, что Рэми поет. Как расширить его таким образом, чтобы он покрывал более сложные случаи — такие как случаи общих пропозиций или отрицательных пропозиций, — это отдельный вопрос, в который мы не будем здесь вдаваться. Ответ на него требует решения вопроса о том, существуют ли сложные факты — такие как общие факты или отрицательные факты, — или же существует более сложное отношение соответствия между сложными пропозициями и простыми фактами. (Решение вопроса о существовании подобного рода сложных фактов является моментом расхождения между Расселом [Russell 1956] и Витгенштейном [Wittgenstein 1922], с одной стороны, и более ранними взглядами, которые в общих чертах набрасывают Мур [Moore 1953] и Рассел [Russell 1912], с другой).

Согласно теории соответствия, как она обрисована здесь, ключом к истине является отношение между пропозициями и миром, которое наличествует, когда мир содержит факт, который структурно подобен рассматриваемой пропозиции. Это не та теория, которой придерживались Мур и Рассел, однако она включает в себя их идеи, которые сочетаются в ней с более современным взглядом на (структурированные) пропозиции. Поэтому мы будем называть ее неоклассической теорией соответствия. Эта теория является парадигматическим примером теории истины как соответствия.

Основная идея теории соответствия должна быть нам хорошо знакома. Она представляет собой разновидность более старой идеи о том, что истинные убеждения демонстрируют нужного типа подобие (resemblance) тому, в чем мы убеждены. В отличие от более ранних эмпирицистских теорий, теория соответствия не утверждает, что наши идеи per se подобны тому, идеями чего они являются. Вместо этого она гласит, что пропозиции, которые дают нашим истинным убеждениям содержание, зеркально отражают реальность в силу того, что они входят в отношения соответствия с нужными ее элементами.

В рамках этой теории истина получает объяснение, исходя из того способа, которым мир предоставляет в наше распоряжение подходящим образом структурированные сущности. Таким образом, природу истины объясняет наша метафизика, и делает она это, предоставляя в наше распоряжение сущности, между которыми только и возможно установление отношения соответствия.

Более подробное рассмотрение теории соответствия см. в [David 1994; 2018], а также в статье настоящей энциклопедии о теории истины как соответствия.

1.2 Теория согласованности

Хотя теория соответствия изначально рассматривалась своими создателями как соперник теории тождества, она также понималась ими как теория, противостоящая теории истины как согласованности (the coherence theory of truth).

В отношении исторических корней теории согласованности мы будем более кратки, чем в случаи теории соответствия. Как и в случае теории соответствия, различные версии теории согласованности можно обнаружить на протяжении всей истории философии (см., например, обсуждение ее ранненововременных предков в [Walker 1989]). Как и теория соответствия, она сыграла важную роль в возникновении в начале XX века британской аналитической философии. В частности, теорию истины как согласованности связывают с британскими идеалистами, которым противостояли Мур и Рассел.

Многие идеалисты в то время действительно придерживались теории согласованности. Возьмем в качестве примера теорию Йохима [Joachim 1906] (Это теория, которую Рассел атакует в [Russell 1910a]). Йохим говорит, что

Истина в своей сущностной природе является такой систематической согласованностью, которая представляет собой характерную черту значимого целого (significant whole) [Joachim 1906, 76].

Мы не будем пытаться полностью изложить взгляды Йохима, потому что это увело бы нас далеко в сторону от обсуждения истины в детали мысли британского идеализма. Но несколько замечаний о его теории помогут нам сделать приведенную цитату чуть более осмысленной.

Возможно, важнее всего здесь то, что Йохим говорит об «истине» в единственном числе. Для него это не просто фигура речи, но отражение его монистического идеализма. Йохим настаивает, что по-настоящему истинной является только «полная окончательная истина» (whole complete truth) [Ibid., 90]. Отдельные суждения (judgements) или убеждения совершенно точно не представляют собой полной окончательной истины. Подобные суждения, согласно Йохиму, истинны только до определенной степени. Одним из аспектов этого учения является своего рода холизм в отношении содержания, который предполагает, что любое отдельное убеждение или суждение получает свое содержание только в силу того, что оно является частью некой системы суждений. Но и сами эти системы являются истинными только до определенной степени, в зависимости от того, насколько близко они выражают содержание единственной «полной окончательной истины». Любое реальное суждение, которое мы можем вынести, будет только частично истинным.        

Чтобы облечь теорию Йохима плотью, нам пришлось бы объяснить, что такое значимое целое. Мы не станем этого делать, поскольку это увело бы нас к наиболее сомнительным аспектам его взглядов, а именно к понятию «процесса самоосуществления» (process of self-fulfillment) [Ibid., 77]. Но ясно, что Йохим представляет «систематическую согласованность» как нечто более сильное, чем простая непротиворечивость (consistency). Придерживаясь холизма в отношении содержания, он отвергает мысль о том, что согласованность — это отношение между независимо идентифицируемыми содержаниями, и поэтому ему приходится вместо этого апеллировать к «значимым целым».

Как и в случае с теорией соответствия, нам будет полезно переформулировать теорию согласованности в более современном виде, исключая из нее некоторые проблематичные черты, доставшиеся ей от британского идеализма. Как и в случае с теорией соответствия, мы можем сформулировать ее в виде слогана:

Убеждение истинно, если и только если оно является частью согласованной системы убеждений.

Продолжая контраст с неоклассической теорией соответствия, мы можем добавить, что пропозиция является истинной, если она является содержанием убеждения, включенного в систему, или если она следует из такого убеждения. Мы можем полагать, вслед за Йохимом, что условием согласованности системы будет нечто более сильное, чем ее внутренняя непротиворечивость. Вслед за идеалистами в целом, мы можем предположить, что важными для характеристики системы окажутся черты субъекта, имеющего составляющие ее убеждения.

Эта теория предлагается ее сторонниками в качестве анализа природы истины, а не просто в качестве теста на истинность или описания ее критерия. Если сформулировать ее предложенным только что образом, то она явно будет отличаться от теории Йохима (в ней нет его монизма и есть пропозиции, существования которых Йохим не признает), однако именно такой вид теория согласованности обычно имеет в современной литературе. (Именно так она дается, например, в [Walker 1989]. Также см. недавнюю защиту теории согласованности в [Young 2001].) Возьмем эту неоклассическую версию теории согласованности. Контраст с теорией соответствия очевиден. Истина оказывается вовсе не вопросом того, есть ли в мире зеркально отражающий пропозицию объект, но вопросом того, как убеждения соотносятся друг с другом.

Имеется две главные причины, которые могут склонять нас к принятию теории согласованности. Первая чисто эпистемологическая. Большинство теоретиков согласованности придерживаются теории согласованности в области знания; если быть более точным — теории согласованности в вопросе обоснованности убеждений (justification). Согласно этой теории, быть обоснованным — значит быть частью согласованной системы убеждений. В основе довода в пользу этого тезиса, как правило, лежит идея о том, что в отношении обоснования к некоему убеждению может стоять только другое убеждение, так что условиями обоснованности в итоге не может быть ничто иное, кроме свойств системы убеждений, одним из которых является согласованность. Сочетая эту теорию с тезисом о том, что полностью обоснованное убеждение является истинным, мы получаем аргумент (argument) в пользу теории истины как согласованности (подобный аргумент можно обнаружить в [Blanshard 1939], где отстаивается вариант теории согласованности, близко родственный с теорией Йохима).

Ход этого рассуждения (argument) может быть поставлен под сомнение с точки зрения целого ряда современных эпистемологических теорий. Но теория согласованности также идет рука об руку со своей собственной метафизикой. Как правило, эта теория связана с идеализмом. Как мы уже говорили выше, различные ее варианты отстаивали британские идеалисты — такие как Йохим и позже Бланшард (в Америке). Идеалисту последний шаг в изложенном выше аргументе от обоснованности должен показаться вполне естественным. И в целом идеалист обычно склонен считать зазор между системой убеждений субъекта и миром весьма незначительным (или и вовсе отсутствующим), что делает для него теорию согласованности весьма естественным кандидатом на роль верной теории истины.

Вполне возможно быть идеалистом, не разделяя теории согласованности. (Например, многие исследователи считают, что Брэдли придерживался варианта теории тождества. См. обсуждение этого вопроса в [Baldwin 1991].) Однако довольно трудно себе представить, как можно последовательно придерживаться теории согласованности, не будучи того или иного рода идеалистом. Если природа истины полностью сводится к тому, что можно обнаружить в нужного рода системе убеждений, то, кажется, выходит, что убеждения в прямом смысле конституируют мир — что как раз и эквивалентно идеализму (Уолкер [Walker 1989] доказывает, что всякий сторонник теории согласованности должен быть идеалистом, но обратной зависимости между идеализмом и теорией согласованности нет).

Неоклассическая теория соответствия пытается отразить ту нашу интуицию, что истина является отношением типа содержание-мир (content-to-world relation). Она подходит к решению этой задачи самым прямолинейным образом — просто требуя, чтобы в мире существовал объект, который мы можем поставить в пару истинной пропозиции. Тогда как неоклассическая теория согласованности, напротив, настаивает на том, что истина вовсе не является отношением типа содержание-мир; скорее она представляет собой отношение типа содержание-содержание (content-to-content) или типа убеждение-убеждение. Теории согласованности требуется метафизика, в рамках которой мир мог бы каким-то образом отражать эту идею, и идеализм, судя по всему, оказывается как раз такой метафизикой (дальний потомок неоклассической теории согласованности, которому для функционирования не требуется идеалистическая метафизика, будет рассмотрен ниже, в разделе 6.5).

Подробнее о теории истины как согласованности см. в [Walker 2018] и в статье настоящей энциклопедии о теории истины как согласованности (англ.).

1.3 Прагматистские теории

Иной взгляд на истину был предложен американскими прагматистами. Как и в случае неоклассических теорий соответствия и согласованности, прагматистские теории часто описываются с помощью краткого слогана. Например, обычно считается, что Пирс придерживался точки зрения, согласно которой

Истина — это конечная точка исследования (the end of inquiry).

(См. например, [Hartshorne et al. 1931–58, §3.432]). Как Пирса, так и Джеймса связывают также со следующим слоганом:

Истина — это то, убеждение в чем приносит удовлетворение.

Джеймс (например, [James 1907]) рассматривает этот принцип как указание на практическую ценность истины. Истинные убеждения — это убеждения, в случае которых у нас есть гарантия того, что они не вступят в конфликт с нашим последующим опытом. Подобным же образом девиз Пирса сообщает нам о том, что истинные убеждения — это убеждения, остающиеся зафиксированными (settled) в конце длительного исследования. Слоган Пирса, вероятно, ассоциируется с прагматистским взглядом на истину наиболее тесно, так что мы могли бы считать именно его нашей канонической неоклассической теорией. Однако в современной литературе, кажется, нет однозначного представления насчет существа «неоклассической» версии прагматистской теории.

Хаак [Haack 1976]) в своей реконструкции прагматистских взглядов на истину (на которой мы в существенной степени основываем свое изложение) замечает, что взгляды прагматистов на истину также оставляют место для мысли о том, что истина подразумевает некоего рода соответствие — в той мере, в которой научный метод исследования должен отвечать (is answerable) некоему независимому от исследователя миру. Пирс, например, не отбрасывает теорию соответствия полностью — скорее он жалуется на то, что она предлагает нам всего лишь «номинальное» или «трансцендентальное» определение истины (например, [Hartshorne et al. 1931–58, §5.553, §5.572]), которое оказывается оторванным от практических вопросов опыта, убеждений и сомнений [Ibid., §5.416]. (См. подробное обсуждение в [Misak 2004].)

Это является важным отличием прагматистских теорий от теории согласованности, которую мы рассматривали выше. Однако при этом прагматистские теории обладают и чертами сходства с теориями согласованности — в той мере, в какой мы ожидаем от конечной точки исследования, что она даст нам согласованную систему убеждений. Хаак также замечает, что Джеймс придерживается важной верификационистской идеи: истина — это то, что поддается верификации. Мы вернемся к этой идее в 4 разделе.

Подробнее о прагматистских теориях см. в [Misak 2018]. Взгляды Джеймса более подробно обсуждаются в статье настоящей энциклопедии о Уильяме Джеймсе (англ.); взгляды Пирса — в статье о Чарльзе Сандерсе Пирсе (англ.).

2. Теория истины Тарского

В наше время широко распространены современные версии описанных выше классических теорий. Многие из этих современных теорий, в особенности многие из теорий соответствия, заимствуют в своем построении идеи, впервые предложенные Альфредом Тарским.

Здесь важно вспомнить, что ключевая работа Тарского об истине [Tarski 1935] в существенной мере является частью одного проекта с его другими работами в области математической логики — такими как [Tarski 1931] — и, помимо всего прочего, в этой работе закладывается основание современной теории моделей — исследовательской области математической логики, а не метафизики истины. В этом смысле работа Тарского предлагает набор чрезвычайно полезных инструментов, которые можно использовать в чрезвычайно широком спектре самых разнообразных философских проектов (подробнее о работе Тарского в ее историческом контексте см. в [Patterson 2012]).

В работе Тарского имеется ряд важных составляющих, которые мы ниже рассмотрим последовательно друг за другом.

2.1 Предложения как носители истины

В классических дискуссиях об истине в начале XX века, которые мы рассмотрели в разделе 1, вопрос о носителях истинности был чрезвычайно значим. Например, обращение Мура и Рассела к теории соответствия было продиктовано их взглядом на проблему возможности существования пропозиций как носителей истинности. Больша́я часть рассмотренных нами теорий считала носителями истинности убеждения.

В противоположность этому Тарский, а также значительная часть последующих работ об истине, рассматривает в качестве первичных носителей истинности предложения (sentences). Не то чтобы это было абсолютным нововведением: Рассел [Russel 1956] также считает, что истина является свойством предложений (которые он в указанном тексте, впрочем, называет «пропозициями»). Но в большей части классических дискуссий на эту тему вопрос о носителях истинности рассматривается как существенная метафизическая проблема, в то время как Тарский не придает ему особенного значения. Его главной причиной для того, чтобы рассматривать в качестве носителей истинности именно предложения, является удобство такого взгляда для его целей, и он эксплицитно отказывается занимать какую-либо позицию в спорных философских вопросах, окружающих других кандидатов на роль носителей истинности (например, [Tarski 1944]). (Рассел делает похожее утверждение о том, что предложения являются подходящими носителями истинности «для задач логики» [Russell 1956, 184], однако он вместе с тем считает классические метафизические проблемы, окружающие вопросы о носителях истинности, важными.)

Мы вернемся к проблеме первичных носителей истинности в разделе 6.1. Пока же полезно будет просто проследовать за мыслью Тарского. Однако следует подчеркнуть, что в рамках его рассуждения предложения понимаются как полностью интерпретированные, т.е. имеющие значения предложения. Мы также будем исходить из того, что эти предложения не меняют своего содержания в зависимости от случаев употребления, т.е. что они не демонстрируют зависимости от контекста. Мы будем рассматривать предложения как то, что Куйан называет «вневременные предложения» (eternal sentences) [Quine 1960].

В некоторых местах (например, [Tarski 1944]) Тарский называет свои взгляды «семантической концепцией истины». Но совсем ясно, что имеет в виду под данной формулировкой сам Тарский, но совершенно очевидно, что теория Тарского определяет истину для предложений в терминах таких понятий, как референция и выполнимость (satisfaction), которые в свою очередь тесно связаны с базовыми семантическими функциями имен и предикатов (согласно значительному числу подходов к семантике). Более подробное обсуждение см. в [Woleński 2001].

2.2 Конвенция Т

Предположим, у нас имеется язык L, предложения которого являются полностью интерпретированными. Основным вопросом, который задает Тарский, является вопрос о том, какова будет адекватная теория истины для L. Ответ Тарского воплощается в том, что он называет Конвенцией Т[1]:

Адекватная теория истины для L должна обеспечивать для каждого предложения ϕ из L
ϕ┐ истинно, если и только если ϕ.

(Мы немного упростили изложение Тарского). Конвенция Т представляет собой условие адекватности для теорий, а не саму теорию. Учитывая наш постулат, что L является полностью интерпретированным, мы можем исходить из того, что каждое предложение ϕ имеет истинностное значение. В свете этого Конвенция Т гарантирует, что предлагаемый теорией предикат будет экстенсионально корректным, т.е. иметь в качестве своего экстенсионала все истинные предложения L и только их.

Конвенция Т обращает наше внимание на бикондиционалы формы

┌┌ϕ┐ истинно, если и только если ϕ┐,

которые обычно называются бикондиционалами Тарского для языка L.

2.3 Рекурсивное определение истины

Тарский не просто предлагает условие адекватности для теорий истины, но также показывает, каким образом это условие может быть выполнено. Одна из его основных идей заключается в том, что если язык L имеет нужную структуру, то истина для L может быть определена рекурсивно. Например, допустим, что L — это простой формальный язык, содержащий два атомарных предложения: «снег бел» и «трава зелена», а также сентенциальные связки (sentential connectives) ∨ и ¬.

Несмотря на свою простоту, L содержит бесконечно много отличных друг от друга предложений. Но истинность может быть определена для каждого из них рекурсивным образом.

1. Базовые положения (base clauses):

1. «Снег бел» истинно, если и только если снег бел.
2. «Трава зелена» истинно, если и только если трава зелена.

2. Рекурсивные положения (recursive clauses). Для любых предложений ϕ и ψ из L:

1. ┌ϕψ┐ истинно, если и только если ┌ϕ┐ истинно или ┌ψ┐ истинно.
2. ┌¬ϕ┐ истинно, если и только если неверно, что ┌ϕ┐ истинно.

Эта теория выполняет Конвенцию Т.

2.4 Референция и выполнимость

Все это может выглядеть весьма тривиально — однако, определив экстенсионально корректный истинностный предикат для бесконечного языка с помощью четырех положений, мы просто применили очень мощный логический инструментарий в достаточно скромных пределах.

Однако предложенный Тарским инструментарий идет дальше: объяснение не останавливается на атомарных предложениях. Тарский замечает, что истина для каждого атомарного предложения может быть определена в терминах двух тесно связанных между собой понятий: референции и выполнимости. Рассмотрим язык L′, подобный языку L во всех отношениях, за исключением следующего: вместо того, чтобы просто иметь в своем составе два атомарных предложения, L′ разбивает атомарные предложения на термины и предикаты. L′ содержит термины «снег» и «трава» (будем исходить из идеализации, в рамках которой они представляют собой просто единичные термины), а также предикаты «х бел» и «х зелен». Таким образом, подобно L, L′ содержит предложения «Снег бел» и «Трава зелена».

Мы можем определить истинность для атомарных предложений в L′ следующим образом.

1. Базовые положения:

1. «Снег» осуществляет референцию к снегу.
2. «Трава» осуществляет референцию к траве.
3. a выполняет «х бел», если и только если a бел.
4. a выполняет «х зелен», если и только если a зелен.

2. Для всякого атомарного предложения ┌t есть P┐: ┌t есть P┐ истинно, если и только если референт ┌t┐ выполняет ┌P┐.

Одной из основных идей Тарского является тезис о том, что аппарат выполнимости дает нам возможность построить рекурсивное определение истины для предложений с кванторами — однако в рамках данной статьи мы не будем ее рассматривать. Присоединив к указанным выше базовым положениям рекурсивные положения для L, мы получим полную теорию для L′.

Будем считать, что теория истины тарскианского типа — это рекурсивная теория, построенная способом, подобным тому, каким построена теория истины для L′. Тарский далее показывает некоторые ключевые способы применения такой теории истины. Теория истины тарскианского типа для языка L может быть использована для того, чтобы показать, что построенные в L теории непротиворечивы. Это было особенно важно для Тарского, который опасался, что парадокс Лжеца может сделать противоречивыми теории, построенные в языках, содержащих истинностный предикат.

Более подробно см. [Ray 2018] и статьи настоящей энциклопедии об аксиоматических теориях истины (англ.), парадоксе Лжеца (англ.) и определениях истины Тарского (англ.).

3. Назад к теории соответствия

Теория истины как соответствия выражает чрезвычайно естественную мысль о том, что истина является отношением типа содержание-мир или типа мир-мир: то, что мы говорим или думаем, является истинным или ложным в силу того, каким оказывается мир. Выше мы заметили, что с помощью такой теории, как метафизика фактов, подобное отношение может быть задано самым прямолинейным образом. Но принятие подобной метафизики, без сомнения, не является обязательным условием для того, чтобы рассматривать истину как некоего рода соответствие. В самом деле, многие сомневаются, что теория соответствия вообще должна быть связана с какой-либо конкретной метафизикой. Базовая идея соответствия, как замечает Тарский [Tarski 1944]) и некоторые другие исследователи, содержится еще в слогане из «Метафизики» Аристотеля (Γ.7 1011b27): «сказать о том, что имеет место, что оно имеет место, или о том, что не имеет места, что оно не имеет места, — истинно» [Ross 1928]. Вполне естественно полагать, что под «тем, что имеет место» здесь подразумевается, собственно, факт — однако достаточно естественный для нашей языковой практики разговор о фактах, кажется, вполне возможен и без постулирования их изощренной метафизики (обсуждение взглядов Аристотеля в историческом контексте см. в [Szaif 2018]).

Однако без метафизики фактов понятие соответствия в том виде, в каком оно было описано в разделе 1.1, теряет свое содержание (substance). Это привело к появлению двух различных ветвей в современной мысли, касающейся теории соответствия. Первая стремится переформулировать теорию соответствия таким образом, чтобы она не зависела ни от какой конкретной онтологии. Вторая стремится найти подходящую для теории соответствия онтологию, будь то в терминах фактов или каких-либо других сущностей. Мы последовательно рассмотрим каждую из них.

3.1 Соответствие без фактов

Сам Тарский иногда утверждал, что его теория является своего рода теорией соответствия. Представляет ли собой его теория теорию соответствия — и, более того, дает ли она вообще какое-либо содержательное философское объяснение (substantial philosophical account) истины — это непростой вопрос. (См., например, довольно резко негативную оценку Патнэма [Putnam 1985–86, 333]: «как философское объяснение истины теория Тарского проваливается настолько, насколько объяснение вообще способно провалиться».) Однако ряд философов (например, [Davidson 1969; Field 1972]) рассматривали теорию Тарского как аппарат, дающий нам по крайней мере ядро теории соответствия, независимой от метафизики фактов.

Теория Тарского показывает, как истина предложения обуславливается (is determined) определенными свойствами его составляющих; в частности, свойствами референции и выполнимости (а также логическими константами). Референция, как ее обычно понимают, представляет собой отношение типа мир-мир par excellence. Выполнимость также вполне естественно понимать в качестве отношения типа мир-мир, соединяющего некий предикат с имеющейся в мире вещью, которая им обладает. Тарскианское рекурсивное определение истины показывает, как истина обуславливается референцией и выполнимостью, а значит, в конечном счете, вещами, к которым мы осуществляем референцию, и свойствами, которыми эти вещи обладают. Если мы желаем построить теорию соответствия, то, вполне можно предположить, подобного рода соответствия нам будет для этих целей вполне достаточно. Это будет не соответствие пропозиций фактам, но соответствие наших языковых выражений объектам и свойствам, которыми эти объекты обладают, исходя из которого мы затем будем в состоянии выяснить истинность рассматриваемых утверждений.

Здесь перед нами идея, вне всякого сомнения, сильно отличающаяся от неоклассической идеи соответствия. Отказываясь от постулирования фактов, этот подход отказывается от постулирования отдельных объектов, которым могли бы напрямую соответствовать истинные пропозиции или предложения. Вместо этого он показывает, как истина могла бы быть объяснена на основании ряда базовых отношений типа мир-мир. Однако ряд авторов указывает, что из самой по себе теории Тарского нельзя вывести подобного понимания истины. Как мы увидим в разделе 4.2, логический аппарат Тарского в действительности совместим также с теориями истины, которые совершенно точно не являются теориями соответствия.

Филд в своем весьма влиятельном обсуждении вопроса о том, чего не достает теории Тарского [Field 1972], в итоге указывает, что решение вопроса о том, есть ли в нашем распоряжении нечто, достойное наименования «соответствия», зависит от того, имеются ли у нас понятия референции и выполнимости, действительно устанавливающие отношения типа мир-мир. (Филд не использует термин «соответствие», однако говорит, например, о «связи между словами и вещами» {Ibid., 373].) Сама по себе теория Тарского, замечает Филд, вообще не содержит никакой теории референции и выполнимости. Вместо этого она дает ряд раскавычивающих положений (disquotation clauses), таких как

1. «Снег» осуществляет референцию к снегу
2. a выполняет «х бел», если и только если а бел.

У этих положений есть привкус тривиальности (хотя вокруг вопроса о том, следует ли их понимать как тривиальные принципы или как утверждения, постулирующие нетривиальные семантические факты, ведутся определенные споры). Вслед за Филдом мы можем предложить дополнить подобные положения теорией референции и выполнимости. Такая теория должна объяснять нам, чем именно обеспечивается тот факт, что слово «снег» осуществляет референцию к снегу. (В своей статье 1972 года Филд предполагал, что на эту роль подойдет физикалистская теория вроде каузальной теории референции). Это должно, помимо всего прочего, гарантировать, что истина действительно обуславливается отношениями типа мир-мир — так что в сочетании с рекурсивными определениями тарскианского типа такая теория могла бы дать нам возможность построить полноценную теорию истины как соответствия.

Подобная теория, очевидно, будет независима от метафизики фактов. Более того, в существенной степени она вообще будет метафизически нейтральной — поскольку она ничего не говорит о природе единичных объектов, а также свойств, или универсалий, которые фундируют факты о выполнимости. Впрочем, вероятно, она все же будет иметь некоторые метафизические импликации — мы вернемся к этому вопросу в разделе 4.1.

3.2 Репрезентация и соответствие

Бо́льшая часть последующего обсуждения подходов к проблеме соответствия в стиле Филда была сосредоточена на роли репрезентации в подобных теориях. Подход самого Филда [Field 1972] завязан на каузальное отношение между терминами и их референтами, а также на схожее отношение для объяснения выполнимости. И то, и другое является случаем отношения репрезентации. Согласно репрезентационалистским теориями, обладающие значением сущности — такие как, допустим, мысли, предложения или их составляющие — обладают тем содержанием, которым они обладают, в силу того, что они состоят в нужного рода отношении к вещам, которые они репрезентируют. По мнению многих, включая самого Филда, имя, например, состоит в подобном отношении к носителю этого имени, и это отношение является каузальным.

Проект разработки натуралистической теории отношения репрезентации чрезвычайно важен для философии сознания и языка (см. статью настоящей энциклопедии о ментальной репрезентации (англ.)). Но он имеет важные следствия также и для теории истины. Репрезентационалистское понимание содержания (content) естественным образом ведет к теориям соответствия. Чтобы сделать это более наглядным, предположим, что мы считаем, что предложения или убеждения состоят в отношении репрезентации с некоторыми объектами. Разумно предположить, что для истинных убеждений или предложений такими объектами будут факты. Это немедленно приводит нас к теории соответствия, в рамках которой отношение соответствия эксплицируется как отношение репрезентации: носитель истинности истинен, если он репрезентирует факт.

Как мы указывали выше, многие современные теории отрицают существование фактов — но придерживаться репрезентационалистских взглядов можно и без них. Именно так выглядит одна из интерпретаций теории Филда. Отношения референции и выполнимости являются отношениями репрезентации, и истина для предложений обуславливается композиционально — в терминах этих отношений репрезентации и природы объектов, которые они репрезентируют. Если в нашем распоряжении имеются подобные отношения, у нас есть все нужные материалы для построения теории соответствия без фактов. Филд надеялся на возможность натуралистической редукции отношения репрезентации с помощью каузальной теории референции, однако в действительности для построения подобной теории истины нам подойдет любая теория, которая признаёт, что носители истинности или их составляющие состоят в отношениях репрезентации с некими объектами в мире (см. подробнее в [Jackson 2006] и в [Lynch 2009]).

Репрезентационалистское понимание содержания пролагает нам удобный путь к теории соответствия, равным образом и его анти-репрезентационалистское понимание дает удобный способ отказаться от этой теории. Это становится особенно заметно в теории Дэвидсона, как мы увидим при ее обсуждении в разделе 6.5.

3.3 И снова факты

Существует множество вариантов теории соответствия, которые прибегают к фактам. Некоторые из них заметно отличаются от неоклассической теории, обрисованной в разделе 1.1. Например, Остин [Austin 1950] предлагает теорию, в которой каждое высказывание (statement) (которое понимается им, грубо говоря, как событие произнесения предложения (an utterance event)) соответствует, с одной стороны, факту, или ситуации, а с другой — виду ситуации. Высказывание является истинным, если первая (т.е. ситуация) попадает под второй (т.е. тип ситуации). Эта теория, которая получает свое развитие в теории ситуаций (например, [Barwise and Perry 1986]), отвергает мысль о том, что отношение соответствия представляет собой некоторого рода зеркальное отражение, наличествующее между фактом и пропозицией. Напротив, согласно Остину, отношения соответствия полностью конвенциональны (см. развернутую защиту теории соответствия остинианского типа в [Vision 2004]). Будучи философом естественного языка, Остин фундирует свое понятие факта с помощью апелляции не столько к разработанной метафизике, сколько к лингвистическому узусу, однако он защищает свой способ говорить о фактах в [Austin 1961b].

Другие философы подошли к проблеме фактов скорее в духе Тарского: ими были разработаны формальные теории фактов, или положений дел. Например, Тейлор [Taylor 1976] предлагает рекурсивное определение набора «положений дел» для произвольного языка. Положения дел Тейлора, кажется, довольно удачно отражают понятие факта, как оно функционирует в рамках неоклассической теории соответствия, хотя, будучи упражнением в логике, они, строго говоря, представляют собой n-ки объектов и интенсионалов.

В современной литературе имеются и более метафизически нагруженные понятия фактов. Например, Армстронг [Armstrong 1997] строит метафизику, в рамках которой факты (которые он называет «положениями дел») являются метафизически фундаментальными сущностями. Эта теория имеет много общего с неоклассическими взглядами. Как и сторонники неоклассических взглядов, Армстронг придерживается варианта теории соответствия. Положения дел у него являются факторами истинности пропозиций; при этом Армстронг доказывает, что для одной пропозиции может существовать множество подобных факторов истинности, и наоборот, один фактор истинности может делать истинными множество пропозиций (Армстронг также намечает натуралистическую теорию пропозиций как классов эквивалентных токенов убеждений).

Главным аргументом Армстронга является довод, который сам он называет «аргумент фактора истинности». Он начинается с постулирования принципа фактора истинности, который гласит, что в случае любой конкретной истины должен иметься соответствующий фактор истинности — «нечто в мире, что делает эту истину истинной, что служит для нее онтологическим основанием» [Ibid., 115]. За этим следует доказательство того, что подходящими кандидатами на роль факторов истинности являются именно факты.

В противоположность подходу к проблеме соответствия, который мы рассматривали в разделе 3.1 и который предлагал построение теории соответствия, имеющей минимальные онтологические следствия, эта теория возвращается к онтологическому обоснованию отношения соответствия, характерному для неоклассической теории.

Подробнее о фактах см. в статье настоящей энциклопедии о фактах (англ.).

3.4 Факторы истинности

Принцип фактора истинности обычно формулируется в виде схемы:

Если ϕ, то необходимо имеется x такой, что если x существует, то ϕ.

(Впервые предложил формулировать этот принцип подобным образом (а не эксплицитно в терминах истины) Фокс [Fox 1987]).

Принцип фактора истинности выражает онтологический аспект неоклассической теории соответствия. Истина не просто должна иметь место в силу отношений типа мир-мир, но для каждой истины должна существовать некая вещь, которая делает ее истинной (см. интересный подход к этому вопросу в [Merricks 2007]).

Неоклассическая теория соответствия (и Армстронг вместе с ней) предлагает на роль факторов истинности факты. Однако переход от принципа фактора истинности к существованию фактов ни в коем случае не является сам собой разумеющимся. В современной литературе существует целый ряд предложений насчет того, как роль факторов истинности могли бы выполнять различные объекты иного рода — например, тропы (tropes) (которые в [Mulligan et al. 1984] называются «моментами»). Парсонс [Parsons 1999]) считает, что принцип фактора истинности (который он описывает в несколько ином виде) совместим в том числе с онтологией, включающей в себя исключительно единичные объекты.

Как мы могли заметить при обсуждении неоклассической теории соответствия, любые теории факторов истинности, и теории фактов в особенности, сталкиваются с рядом проблем. Одной из самых обсуждаемых из них является вопрос о том, существуют ли отрицательные факты. Отрицательные факты должны были бы являться факторами истинности для отрицаемых (negated) предложений. Широко известны сомнения Рассела [Russell 1956]) по поводу отрицательных фактов. Армстронг [Armstrong 1997]) отвергает их существование, тогда как Билл [Beall 2000]) принимает. (Более подробное обсуждение факторов истинности см. в [Cameron 2018], а также в статьях в [Beebee and Dodd 2005]).

4. Реализм и антиреализм

Неоклассические теории, обзором которых мы занимались в разделе 1, подходят к теории истины как к вопросу применения их фоновой метафизики (и в некоторых случаях также эпистемологии). Во 2-м и, в особенности, в 3-м разделах мы периодически возвращались к вопросу о том, какого рода онтологические обязательства могут прилагаться к теории истины. Мы увидели целый спектр мнений по этому поводу — от относительно онтологически нейтральных теорий и до теорий, требующих онтологий предельно конкретного типа.

Однако между метафизикой и теорией истины существует также связь иного рода. Множество идей, касающихся реализма и антиреализма, тесно связаны с идеями, касающимися истины. Более того, значительная часть подходов к вопросам, касающимся реализма и антиреализма, попросту сводят эти вопросы к вопросам об истине.

4.1. Реализм и истина

При обсуждении подхода к проблеме соответствия, описанного в разделе 3.1, мы отметили, что у этого подхода почти нет онтологических требований. Ему необходимо существование объектов референции, а также чего-то в мире, что обеспечивало бы четко определенные (determinate) отношения выполнимости — но в остальном он полностью онтологически нейтрален. Но мы упомянули при этом, что это не значит, что у него не имеется метафизических следствий. Теория истины как соответствия — причем любая, вне зависимости от специфики ее построения, — часто рассматривается как род реализма.

Ключевыми чертами реализма, как мы будем его понимать, являются следующие:

1. Мир существует объективно, вне зависимости от того, как мы его мыслим и описываем.
2.  Наши мысли и утверждения (claims) описывают мир (are about that world).

(Этот достаточно удачный способ описания существа реализма предлагает Райт [Wright 1992]). Из этих тезисов следует, что наши утверждения являются объективно истинными или ложными в зависимости от того, как устроен мир, который они описывают. Мир, который мы репрезентируем в наших мыслях или в языке — это объективный мир. (Существуют ограниченные формы реализма — реализм в пределах некой одной предметной области, сферы или дискурса — но мы ради простоты будем обсуждать реализм только в его глобальной форме.)

Часто считается, что придерживаться этих тезисов можно, только разделяя некую форму теории соответствия. (Патнэм замечает, что «каких бы там иных тезисов ни придерживались реалисты, они, как правило, утверждают, что верят в "теорию истины как соответствия"» [Putnam 1978, 18]). По крайней мере, они получают поддержку со стороны теории соответствия без фактов типа той, которую мы обсуждали в разделе 3.1, — такой, как теория Филда. Подобная теория должна дать объяснение объективных отношений референции и выполнимости и показать, как эти отношения обуславливают истинность или ложность того, что мы говорим о мире. Подход самого Филда к этой проблеме [Field 1972] заключается в поиске физикалистского объяснения отношения референции. Но реализм представляет собой более общую идею, чем физикализм. Любая теория, в рамках которой отношения референции и выполнимости являются объективными и теория истины строится на основании этих отношений, будет формой реализма. (Обоснование тезиса о том, что объективность референции является ключом к реализму, представляет собой характерную черту трудов Патнэма — см., например, [Putnam 1978].)

Другой важной чертой реализма, выражаемого в терминах теории истины, является бивалентность. Как неоднократно подчеркивал Даммит (например, [Dummitt 1959; 1976; 1983; 1991]), реалист должен считать, что на вопрос о том, является ли некое утверждение верным, один из двух ответов — да или нет — должен быть фактически правильным. Следовательно, одной из важных черт реализма является тот факт, что он неразрывно связан принципом бивалентности: любой носитель истинности (предложение или пропозиция) является либо истинным, либо ложным. В значительной части своих работ Даммит рассматривает бивалентность как характерную черту реализма и даже часто отождествляет реализм в отношении некой предметной области с признанием бивалентности в дискурсе об этой предметной области. Вне зависимости от того, прав Даммит или нет, этот принцип по крайней мере достаточно хорошо отражает значительную часть тех интуиций, которые содержатся в более неформальной формулировке реализма, приведенной выше.

В случае обоих этих подходов к реализму — через референцию и через бивалентность — истина оказывается главным элементом для описания существа реализма. Теория истины, которая обосновывает бивалентность или выводит истину из четко определенного отношения референции, проделывает бо́льшую часть работы, необходимой для построения реалистической метафизики. Не исключено, что ее можно даже прямо отождествить с такой метафизикой.

Таким образом, то отношение между истиной и метафизикой, которое мы обнаружили в рамках нашего обсуждения неоклассической теории соответствия в разделе 1.1, оказывается перевернуто с ног на голову. Там теория соответствия строилась на фундаменте разработанной (substantial) метафизики. Здесь же мы видим, как разработка теории, которая ухватывала бы идею соответствия, может иметь решающую роль для построения реалистической метафизики. (Иной подход к вопросу соотношения реализма и истины см. в [Alston 1996]. Девит предлагает в [Devitt 1984] противоположную точку зрения на рассматриваемый вопрос, отрицая возможность описания реализма в терминах истины или иных семантических понятий.)

В свете сказанного в разделе 1.1.1 мы должны ненадолго прерваться, чтобы отметить, что связь между реализмом и теорией соответствия не является абсолютной. Когда Мур и Рассел придерживались теории тождества, они, вне всякого сомнения, оставались реалистами. Подходящая метафизика пропозиций может служить основной для реализма точно так же, как и метафизика фактов. Современная форма реализма, которую мы обсуждали выше, стремится избежать опоры на подобные конкретные онтологические обязательства и поэтому предпочитает опираться скорее на аппарат соответствия-без-фактов, описанный в разделе 3.1. Это не значит, что этот тип реализма полностью свободен от любых онтологических обязательств; просто эти обязательства будут следовать из того, какие именно конкретные утверждения о некоторой предметной области в его рамках будут признаваться истинными.

Подробнее о соотношении реализма и истины см. в [Fumerton 2002], а также в статье настоящей энциклопедии о реализме (англ.).

4.2 Антиреализм и истина

Вряд ли кого-то удивит, что отношение между истиной и реализмом, на которое обращают внимание современные реалисты, может также быть использовано и антиреалистами. Многие современные антиреалисты рассматривают теорию истины как ключ к тому, чтобы правильно сформулировать и успешно отстаивать свои взгляды. Следуя за Даммитом (например, [Dummitt 1959; 1976; 1991]), мы можем предполагать, что характерной чертой антиреализма будет отрицание бивалентности.

В самом деле, многие современные формы антиреализма могут быть сформулированы как теории истины, и они, как правило, отрицают бивалентность. Существует много форм антиреализма, но мы возьмем в качестве примера одну из форм верификационизма (довольно грубую). Такая теория гласит, что некое утверждение является верным лишь в той степени, в какой оно является в принципе верифицируемым, т.е. в той мере, в какой существует процедура верификации, которую мы можем хотя бы в принципе произвести и которая могла бы привести нас к заключению, что рассматриваемое утверждение было верифицировано.

Если понимать верификационизм указанным образом, он представляет собой теорию истины. Его основной тезис состоит не в том, что верификация является самым важным эпистемическим понятием, а в том, что истина попросту и есть верифицируемость. Как и в случае с тем типом реализма, который мы рассматривали в разделе 4.1, эта теория в своем объяснении природы истины демонстрирует присущие ей метафизические обязательства. Истина, согласно ей, не является чем-то вполне объективным и независимым от нас или наших мыслей. Вместо этого истина ограничена нашей способностью производить верификацию, а значит — нашей эпистемической ситуацией. Истина в существенной степени имеет эпистемическую природу (is an epistemic matter) — тезис, типичный для многих антиреалистических позиций.

Как замечает Даммит, верификационистское понимание истины, судя по всему, подрывает бивалентность. Любое высказывание, выходящее за пределы того, что мы можем верифицировать или опровергнуть (т.е. верифицировать его отрицание), будет контрпримером к бивалентности. Возьмем, например, утверждение о том, что в некоей области вселенной, слишком отдаленной от нас, чтобы мы могли изучить ее за время существования вселенной, имеется некое вещество — допустим, уран. Если это утверждение действительно будет в принципе неверифицируемым, то, согласно верификационистской теории истины, у нас не будет никаких причин считать, что оно является истинным или ложным.

Подобного рода верификационизм принадлежит к семейству антиреалистических теорий. Другим примером теорий этого семейства будет теория, отождествляющая истину с обоснованной утверждаемостью (warranted assertibility). Понятие утверждаемости, как и понятие верифицируемости, играло важную роль в работах Даммита (см. также работы Макдауэлла (например, [McDowell 1976]) и Райта (например, [Wright 1976; 1982; 1992])).

Антиреализм даммитовского толка, строго говоря, не является потомком теории согласованности. Но в некоторых его аспектах, как замечал сам Даммит, его можно рассматривать как потомка — возможно, очень дальнего — идеализма. Если идеализм является наиболее резкой формой отрицания независимости друг от друга сознания и мира, то даммитовский антиреализм представляет собой более скромную форму того же тезиса — форму, утверждающую, что эпистемология неразрывно вплетена в мир, вместо того чтобы отстаивать тезис о полной погруженности мира в сознание. В то же время представление об истине как об обоснованной утверждаемости или верифицируемости возвращает нас к похожим идеям прагматистских теорий истины, обзором которых мы занимались в разделе 1.3.

Антиреалистические теории истины, как и реалистические теории, которые мы обсуждали в разделе 4.1, как правило, могут использовать разработанный Тарским логический аппарат. Конвенция Т, в частности, работает вне зависимости от реалистического или антиреалистического понимания истины. Точно так же и базовые положения рекурсивной теории тарскианского типа, задаваясь как принципы раскавычивания, являются нейтральными в вопросе реалистического или антиреалистического понимания таких понятий, как референция. Как мы видели на примере теории соответствия, построение полноценного объяснения природы истины потребует чего-то большего, чем один только логический аппарат Тарского. Как именно антиреалист должен будет объяснить базовые понятия, используемые при построения теории тарскианского типа — это тонкий вопрос. Даммит и Райт, исследовавшие эту проблему чрезвычайно подробно, пришли к выводу, что, судя по всему, фоновая логика, в рамках которой подобная теория может быть построена, должна будет быть неклассической.

Подробнее об антиреализме и истине см. в [Shieh 2018], статьях в [Greenough and Lynch 2006], а также в статье настоящей энциклопедии о реализме (англ.).

4.3 Антиреализм и прагматизм

Многие исследователи усматривают тесную связь между антиреализмом Даммита и прагматистскими теориями истины — в той мере, в какой оба этих типа теорий придают решающее значение идеям верифицируемости и утверждаемости. Сам Даммит подчеркивал параллели между своим антиреализмом и интуиционизмом в философии математики.

Еще одним подходом к проблеме истины, который возвращается к прагматистским сюжетам, является «внутренний реализм» Патнэма. В [Putnam 1981] он кратко определяет истину как то, что было бы обоснованным в идеальных эпистемических условиях. Вслед за с прагматистами Патнэм рассматривает идеальные условия как нечто, к чему можно постепенно приближаться, что перекликается с представлением об истине как о конечной точке исследования.

Патнэм опасается называть свою теорию антирелистической, предпочитая наименование «внутренний реализм». Но он ясно дает понять, что он видит свою теорию как противостоящую реализму («метафизическому реализму», как он сам его называет).

Теорию истины Дэвидсона также иногда связывали с прагматизмом — прежде всего, это делал Рорти [Rorty 1986]. Сам Дэвидсон открещивался от такой интерпретации его теории (например, [Davidson 1990]), но он действительно выдвигает в ней на первый план связи между истиной, убеждением и значением. В той мере, в какой все перечисленное является человеческими установками или относится к человеческим поступкам, Дэвидсон допускает, что между его взглядами и взглядами некоторых прагматистов (прежде всего, как говорит он сам, взглядами Дьюи) имеется некое родство.

4.4 Алетический плюрализм

Еще одним подходом к истине, который вырос из дискуссий о реализме и антиреализме и становится все более важным в литературе последних лет, является плюрализм в отношении истины, или алетический плюрализм. Этот подход, разработанный в трудах Линча (например, [Lynch 2001b; 2009]) и Райта (например [Wright 1992; 1999]) предполагает, что носители истины могут быть истинными различными способами. Райт, в частности, предполагает, что в одних областях дискурса сказанное нами будет истинным в силу отношения типа соответствия, тогда как в других — в силу отношения типа утверждаемости, которое по своему духу скорее принадлежит к аппарату антиреалистических теорий, которые мы рассматривали чуть выше.

Подобный тезис предполагает, что существует несколько понятий истины или же что термин «истина» сам по себе является двусмысленным. Однако не все согласны, что сторонник плюралистической теории должен признавать нечто подобное. В частности, Линч [Lynch 2001b; 2009] разрабатывает версию плюрализма, в которой истина понимается как функционально-ролевое понятие. Функциональная роль истины определяется рядом принципов, которые артикулируют такие черты истины, как объективность, ее роль в исследовании, а также другие связанные с истиной идеи, с которыми мы сталкивались выше, рассматривая различные теории истины. (Подобный тезис о задающих понятие истины трюизмах высказывает и Райт [Wright 1992].) Однако, согласно Линчу, все они демонстрируют функциональную роль истины. Кроме того, Линч утверждает, что, как и в случае с аналитическим функционализмом в философии сознания, эти принципы можно рассматривать как производные от наших дотеоретических, или «народных», представлений об истине.

Как любое функциональное понятие, истина должна быть чем-то реализована, и, согласно Линчу, она может быть реализована различными способами в различных обстоятельствах. Подобная множественная реализуемость была одним из характерных признаков функционально-ролевых понятий, обсуждавшихся в философии сознания. Например, Линч предполагает, что в случае повседневных утверждений о материальных объектах истину может реализовывать свойство соответствия (которое он понимает в духе репрезентационалистских теорий), в то время как в случае этических утверждений истину может манифестировать свойство утверждаемости, формулируемое скорее в духе антиреалистических подходов.

Подробнее об алетическом плюрализме см. [Pedersen and Lynch 2018], а также статью настоящей энциклопедии о плюралистических теориях истины (англ.).

5. Дефляционизм

Мы начали наше обсуждение в разделе 1 с неоклассических теорий, которые объясняли природу истины, погружая ее в более обширные метафизические системы. Затем, в разделах 2 и 3, мы рассмотрели некоторые альтернативы подобному подходу — некоторые из этих альтернатив имели более скромные по сравнению с неоклассическими теориями онтологические следствия. Но в разделе 4 мы увидели, что содержательные (substantial) теории истины все равно, как правило, имеют метафизические следствия, или даже воплощают собой определенные метафизические позиции.

В то же время в области дискуссий об истине довольно давно существует подход, заключающийся в отстаивании тезиса о том, что истина в действительности не имеет вообще никакой метафизической значимости. Она лишена какой бы то ни было метафизической значимости, потому что она лишена какой бы то ни было значимости вообще — по крайней мере, если рассматривать ее саму по себе. Исследователи предложили целый ряд различных идей в подобном ключе, которые получили общее наименование дефляционизма.

5.1 Теория избыточности

Дефляционистские идеи появляются в литературе довольно рано — например, их можно обнаружить уже в хорошо известном аргументе Фреге против теории соответствия [Frege 1918–19]. Однако больша́я часть дефляционистов отталкивается прежде всего от идеи Рамсея [Ramsey 1927], которую часто называют тезисом эквиваленции:

┌┌ϕ┐ истинно ┐ имеет то же самое значение, что ϕ.

(Сам Рамсей считает носителями истинности пропозиции, а не предложения. В [Glanzberg 2003b] ставится под сомнение, что Рамсей может быть дефляционистом, учитывая его понимание пропозиций).

Мы можем считать этот тезис ядром теории истины, которую обычно называют теорией избыточности. Теория избыточности гласит, что такого свойства, как истинность, вообще не существует и что все вхождения выражения «истинно» в наши предложения являются избыточными, поскольку не оказывают никого влияния на то, что мы с помощью этих предложений выражаем.

Мы можем также понимать тезис эквиваленции в терминах не значения, а речевых актов:

Утверждать, что┌ϕ┐ истинно, — это просто утверждать, что ϕ.

Этот подход развивался Стросоном [Strawson 1949; 1950], — однако Стросон также утверждает, что у речевых актов, включающих в себя выражение «истинно», помимо того, что в них, собственно, утверждается, имеются также другие важные аспекты. Например, они могут представлять собой акты выражения согласия с собеседником или подтверждения сказанного неким третьим лицом. (Стросон также не согласился бы с тем, что носителями истинности являются предложения).

Вне зависимости от того, сформулирована ли она в терминах речевых актов или в терминах значения, теория избыточности утверждает, что свойства истинности не существует. Исследователи обычно замечают, что самого по себе тезиса эквиваленции недостаточно, чтобы вывести из него теорию избыточности. Этот тезис показывает не более того, что, когда «истинно» фигурирует в предложении на крайней позиции и полное предложение, в отношении которого истинность предицируется, оказывается процитированным, истину оказывается возможным элиминировать. Как обстоит дело в иных условиях, остается еще посмотреть. Современные попытки разработки теории избыточности включают в себя [Grover et al. 1975].

5.2 Минималистские теории

Принцип эквиваленции выглядит знакомо: он имеет форму, подобную бикондиционалам Тарского, обсуждавшимся в разделе 2.2. Однако он представляет собой более сильный принцип, некоторым образом отождествляющий две части бикондиционала — либо по их значению, либо по осуществляющимся с ними языковым актам. Бикондиционалы Тарского же представляют собой просто материальные бикондиционалы.

Ряд дефляционистских теорий предпочитают использовать вместо принципа эквиваленции именно бикондиционалы Тарского. Их ключевой идеей является то, что даже если мы не будем настаивать на избыточности истины, мы все еще можем придерживаться следующих тезисов:

1. Для данного языка L и любого ϕ в L бикондиционалы вида ┌┌ϕ┐ истинно, если и только если ϕ┐ выполняются по определению (или аналитически, или тривиально, или согласно конвенции…).
2. Это все, что можно сказать о понятии истины.

Мы будем называть теории, которые принимают эти тезисы, минималистскими. Строго говоря, подобное название носит теория Хорвича [Horwich 1990], но мы будем применять его более широко. (Теория Хорвича в некоторых частностях отличается от описанной здесь — например, в ней истинность предицируется не предложениям, а пропозициям, — но мы считаем, что она достаточно близка к обрисованному здесь подходу, чтобы использование одного названия было оправдано).

Второй тезис, — гласящий, что бикондиционалы Тарского — это все, что можно сказать об истине, — выражает нечто подобное основной интуиции теории избыточности. Он близок к утверждению о том, что истинность вообще не является свойством: в той мере, в какой истина является свойством, она полностью сводится к схеме (pattern) раскавычивания бикондиционалов Тарского. Как говорит Хорвич, истина не имеет под собой никакой содержательной метафизики. И, как подчеркивает Сомс [Soames 1984], в истине уж точно нет ничего такого, что могло бы служить основанием столь серьезных теорий, как реализм или антиреализм.

5.3 Иные аспекты дефляционизма

Если свойства истинности не существует или, по крайней мере, не существует никакого содержательного свойства истинности, то какую роль тогда играет термин «истинно»? Дефляционисты обычно замечают, что истинностный предикат служит удобным языковым инструментом для раскавычивания. Подобный инструмент позволяет нам делать некоторые полезные утверждения, которые мы не могли бы сформулировать без его помощи, — такие как слепые атрибуции (blind ascription) вроде «Следующее утверждение, которое сделает Билл, будет истинным» (подробнее о слепых атрибуциях и их связи с дефляционизмом см. в [Azzouni 2001]). Предикат, подчиняющийся бикондиционалам Тарского, также можно использовать для того, чтобы выразить суждение, которое без его использования представляло бы собой (потенциально) бесконечную конъюнкцию или дизъюнкцию предложений, — такое как, например, знаменитое положение о непогрешимости Папы Римского: «Все, что говорит Папа Римский, истинно». (Подобные идеи можно обнаружить в [Leeds 1978] и в [Quine 1970]).

Учитывая эти способы употребления истинностного предиката, мы могли бы просто рассматривать его как предикат, введенный в язык с помощью конвенции (stipulation). Мы можем ввести конвенционально сами бикондиционалы Тарского, как это предлагают делать минималисты. Мы могли бы также рассматривать в качестве введенных посредством конвенции положения рекурсивной теории тарскианского типа. (Между этими двумя вариантами существуют некоторые значительные различия в плане логики. См. обсуждение в [Halbach 1999] и [Ketland 1999].) Другие дефляционисты, такие как Билл [Beall 2005] или Филд [Field 1994], предпочли бы сосредоточиться скорее на демонстрируемых бикондиционалами Тарского правилах логического следования (inference) или правилах их употребления, чем на самих этих бикондиционалах.

Существуют также важные связи между дефляционистскими представлениями об истине и определенными идеями в области теории значения. Эти связи являются фундаментальными для дефляционизма Филда [Field 1986; 1994], который мы обсудим в разделе 6.3. Весьма проницательную критику дефляционизма см. в [Gupta 1993].

Более подробно о дефляционизме см. в [Azzouni 2018] и в статье настоящей энциклопедии о дефляционной теории истины (англ.).

6. Истина и язык

Одной из важных тем в исследовательской литературе об истине является связь истины со значением или с языком в целом. Эта область исследования показала себя важным местом применения разработанных исследователями истины идей, а также важным проблемным полем для исследования истины как таковой. В настоящем разделе мы рассмотрим ряд вопросов, касающихся связи истины и языка.

6.1 Носители истинности

В исследовательской литературе было много споров о том, что именно представляют собой первичные носители истинности. Список кандидатов на эту роль обычно включает в себя убеждения, пропозиции, предложения и высказывания (utterances). Мы уже видели в разделе 1, что участники классического обсуждения проблемы истины относились к этой проблеме очень серьезно, и ответ на вопрос о том, какого рода теория истины будет жизнеспособной, часто рассматривался как зависящий от ответа на вопрос о том, что именно представляют собой носители истинности.

Несмотря на немалое количество предлагаемых вариантов, а также на значимость, которую иногда связывают с выбором одного из них в ущерб прочим, между всеми кандидатами на роль первичных носителей истинности существует некоторое важное сходство. Посмотрим, например, на роль носителей истинности в теории соответствия. Мы рассматривали варианты этой теории, в которых первичными носителями истинности считаются убеждения, пропозиции и интерпретированные предложения. Но для каждой из этих теорий центральной является идея о том, что используемые в ней носители истинности имеют значение (are meaningful), и в силу этого могут высказать нечто о том, каков мир. (Можно было бы сказать, что они способны репрезентировать мир, но это требует той оговорки, что термин «репрезентировать» используется здесь в более широком смысле, чем в разделе 3.2. Для того, чтобы рассматривать носители истинности как имеющие значение, не требуется никаких допущений насчет того, что именно находится в отношении к каким именно объектам.) В силу того, что они имеют значение, носители истинности способны вступать в отношения соответствия. Носители истинности суть такие вещи, которые делают имеющие значения утверждения (meaningfully make claims) о том, каков мир, и являются истинными или ложными в зависимости от того, таковы ли факты в мире, как они были описаны.

Ровно такое же рассуждение можно произвести и в отношении антиреалистических теорий истины, которые мы рассматривали в разделе 4.2, — оно будет отличаться только тем, каким образом носители истинности имеют значение и какова при этом роль мира. Чуть более тонким, но все же возможным предприятием будет построение похожего рассуждения для теорий согласованности, которые обычно считают первичными носителями истинности убеждения или же целые системы убеждений. Теоретик согласованности, разумеется, вряд ли будет готов сказать, что убеждения репрезентируют факты, однако для него является принципиально важным то обстоятельство, что убеждения суть обладающие содержанием убеждения агентов, и что они могут вступать в отношения согласованности между собой. При всех затруднениях, возникающих при интерпретации классических теорий согласованности, кажется справедливой мысль о том, что сказанное требует, чтобы носители истинности обладали значением — вне зависимости от того, как именно лежащая в основании подобных теорий метафизика (вероятно, идеализм) понимает значение.

Несмотря на то, что Тарский работает с предложениями, то же самое рассуждение возможно и в случае его теории. Предложения, к которым применяется теория Тарского, являются полностью интерпретированными, а значит, также обладают значением. Они описывают мир тем или иным образом, и это, в свою очередь, определяет, являются ли они истинными или ложными. В самом деле, Тарскому необходимо, чтобы каждое из его предложений было фактически истинными или ложными (вынося за скобки зависимость истинностной оценки от контекста), чтобы гарантировать, что бикондиционалы Тарского выполняют свою функцию, т.е. задают экстенсионал предиката «истинно». (Но стоит обратить внимание, что аппарат Тарского оставляет открытым вопрос о том, как именно мы должны понимать здесь «фактически»).

Таким образом, мы обнаруживаем, что все традиционные кандидаты на роль носителей истинности сплетены друг с другом в единый круг: интерпретированные предложения; пропозиции, которые они выражают; убеждения, которые говорящие могут иметь в их отношении; и акты утверждения, которые они могут совершать с ними, подобны друг с другом в том, что все они имеют некий значащий элемент. Это делает их всех подходящими на роль носителей истинности сущностями. Кажется, что по этой причине современные дискуссии об истине придают проблеме носителей истинности куда меньшее значение, чем классические. Нельзя, впрочем, сказать, что все проблемы, касающиеся носителей истинности, считаются сегодня решенными. Различные метафизические допущения могут заставить нас придавать большее значение какому-то одному из узлов в этом круге; и некоторые метафизические теории будут отрицать само существование некоторых из этих узлов. Однако, возможно, куда важнее тот факт, что различные понимания природы самого значения могут заставить нас усомниться во внутренней непротиворечивости некоторых из этих узлов. Например, хорошо известно, что куайниацны (например, [Quine 1960]) отрицают существование интенсиональных сущностей, включая пропозиции. И все же с течением времени кажется все менее вероятным, что интерес к истине как таковой может склонить нас к тому, чтобы предпочесть какой-то один конкретный тип первичных носителей истинности всем прочим.

Более подробно об этих проблемах см. в [King 2018].

6.2 Истина и истинностные условия

Существует тесно связанная с только что обсуждавшейся, однако кое в чем отличная от нее проблема, которая важна для понимания рассмотренных нами теорий истины.

Неоклассические теории истины отталкиваются от носителей истинности, которые понимаются ими как уже имеющие значение (meaningful), и пытаются объяснить, как именно они получают свои истинностные оценки (truth values). Но в процессе этого они часто делают нечто большее. Возьмем, например, неоклассическую теорию соответствия. Эта теория, по существу, начинается с представления о том, каким именно образом пропозиции обладают значением. Они обладают им в силу наличия в мире соответствующих составляющих, которые связаны друг с другом нужным образом. В вопросе о природе значения возникает затем множество дополнительных сложностей, однако сказанное по меньшей мере позволяет нам установить, каковы связанные с той или иной пропозицией истинностные условия. Наша теория затем объясняет, каким именно образом подобные истинностные условия могут влечь за собой истинностную оценку «истинно» — за счет существования нужного рода факта.

Многие теории истинности подобны неоклассической теории соответствия в том отношении, что они являются не только теориями того, каким именно образом носители истинности обладают значением, но и теориями того, как задаются (are fixed) их истинностные оценки. Оставляя, опять же, за скобками некоторые сложности, связанные с теорией значения, можно сказать, что это делает их теориями одновременно как истинностных условий, так и истинностных оценок. Теорию истины тарскианского типа также можно рассматривать подобным образом. Это заметно как в том, как понимаются бикондиционалы Тарского, так и в том, как понимается рекурсивная теория истины. Как мы объясняли при обсуждении Конвенции Т в разделе 2.2, основная роль бикондиционала Тарского формы ┌┌ϕ┐ истинно, если и только если ϕ┐ заключается в том, чтобы задать (fix), попадает ϕ в экстенсионал предиката «истинно» или нет. Но этот бикондиционал также можно рассматривать как способ постулирования (stating) истинностных условий ϕ. И в том, и в другом случае принципиальным является тот факт, что незакавыченное вхождение ϕ представляет собой вхождение интерпретированного предложения, — которое имеет истинностную оценку, но также дает истинностные условия для случаев своего употребления.

Точно так же считается, что базовые положения рекурсивного определения истины — положения, касающиеся референции и выполнимости — постулируют релевантные семантические свойства составляющих интерпретированного предложения. В нашем обсуждении теории истины Тарского в разделе 2 мы главным образом сосредоточились на том, как эти положения обуславливают истинностную оценку предложения. Но они также показывают нам, как этими семантическими свойствами обуславливаются истинностные условия предложения. Например, в случае простого предложения вроде «Снег бел» теория указывает, что это предложение истинно, если референт имени «снег» выполняет предикат «бел». Это можно понимать как указание на то, что истинностные условия предложения «Снег бел» суть те условия, в которых референт имени «снег» выполняет предикат «бел».

Как мы видели в разделах 3 и 4, часто считается, что тарскианский логический аппарат нуждается в некоего рода дополнении для того, чтобы обеспечить полноценную теорию истины. Полноценная теория истинностных условий точно так же будет принимать тот или иной вид в зависимости от того, как именно мы будем использовать тарскианский аппарат. В частности, что именно представляют собой те условия, в которых референт имени «снег» выполняет предикат «бел», будет зависеть от того, отдадим ли мы предпочтение реалистическим или антиреалистическим теориям. Реалистическая теория просто будет искать условия, в которых такое вещество, как снег, обладает таким свойством, как белизна; антиреалистической же теории нужно будет найти условия, в которых тот факт, что снег бел, может быть верифицирован или может обоснованно утверждаться.

Семейство теорий истины, которые являются одновременно как теориями истинностных условий, так и теориями истинностных оценок, весьма обширно. В него входит теория соответствия во всех ее формах — классических и современных. Однако оно не ограничено теорией соответствия, как не ограничено оно и реалистическими теориями в целом. В действительности почти все теории истины, которые так или иначе задействованы в споре реалистов с антиреалистами, суть теории истинностных условий. Выражая эту мысль в слогане: для существенной части подходов к проблеме истины теория истины — это теория истинностных условий.

6.3 Истинностные условия и дефляционизм

Любая теория, предлагающая содержательное объяснение (substantial account) истины, может предложить также простое объяснение истинностных оценок: носитель истинности имеет истинностные условия, и он будет истинным, если и только если то, как в действительности обстоит дело, находится в числе этих условий. Из-за этого из любой подобной теории будет следовать сильный, но весьма специфический бикондиционал, близкий по форме к бикондиционалам Тарского. Это будет заметнее всего, если мы будем рассматривать пропозиции как множества истинностных условий. Пусть p будет пропозицией, т.е. множеством истинностных условий, и пусть а будет «действительным миром», т.е. условием, которое в действительности имеет место. В таком случае мы можем наблюдать почти тривиальное следование:

p истинно, если и только если ap.

Этот бикондиционал, предположительно, имеет необходимый характер. Но важно обратить внимание на то, что в одном отношении он ключевым образом отличается от настоящих бикондиционалов Тарского. В нем не используется незакавыченное предложение — более того, в нем вообще не используется никаких предложений. Он лишен раскавычивающего характера бикондиционалов Тарского.

Может показаться, что дефляционисты должны горячо приветствовать подобный принцип. Однако это не так. Напротив, он показывает, что дефляционисты в действительности в принципе не могут придерживаться понимания содержания в терминах истинностных условий. Ибо если они будут придерживаться подобного его понимания, то оно, помимо всего прочего, приведет их к недефляционистской теории истины — просто связав истинностные значения с истинностными условиями посредством указанного бикондиционала. Типичной чертой радикально дефляционистских теорий является теория содержания предложений (т.е. теория того, каким образом носители истинности обладают значением), построенная без отсылки к истинностным условиям. Мы предполагаем, что именно подобная идея лежит в основании теории употребления пропозиций в [Horwich 1990]. И уж вне всякого сомнения, такая теория является одной из главных идей в [Field 1986; 1994], где рассматривается, как теория содержания предложений, построенная в терминах концептуальной роли, могла бы служить основанием для дефляционистского подхода к истине. Если у нас есть теория содержания носителей истинности, построенная без апелляции к истинностным условиям, мы можем добавить к ней дефляционистский предикат истинности и использовать его, чтобы дать чисто дефляционистское описание истинностных условий. Но начинать мы должны с теории того, каким образом носители истинности обладают значением, выполненной без апелляции к истинностным условиям.

Как дефляционист, так и антиреалист начинают построение своей теории с чего-то отличного от истинностных условий, как их понимает теория соответствия. Но если антиреалист просто предлагает другую теорию истинностных условий, то дефляционист начинает с теории содержания, которая вообще не является теорией истинностных условий. Далее он утверждает, что предикат истинности, задаваемый бикондиционалами Тарского, представляет собой дополнительный инструмент, использующийся не для понимания содержания носителей истинности, а для раскавычивания. Это, как мы видели в разделе 5.3, полезный инструмент, но он не имеет никакого отношения к содержанию. Для дефляциониста наличие у носителей истинности значения никак не связано с истиной.

6.4 Истина и теория значения

Со времен основополагающих работ Дэвидсона (например, [Davidson 1967]) большое влияние получила идея рассматривать теорию истины тарскианского типа как теорию значения. Как мы видели выше, теорию истины тарскианского типа можно, как минимум, понимать как говорящую нам о том, как истинностные условия предложения обуславливаются семантическими свойствами его частей. И в целом, как мы видим на примере работ Дэвидсона и Даммита (например, [Dummett 1959; 1976; 1983; 1991]), построение теории условий истинности можно рассматривать как ключевой элемент построения теории значения. Таким образом, любая теория истины из всего того множества таких теорий, которые представляют собой теории истинностных условий, может рассматриваться как часть теории значения. (Более подробное обсуждение этих вопросов можно обнаружить в [Higginbotham 1986; 1989]; см. также дискуссию между Хиггинботамом [Higginbotham 1992] и Сомсом [Soames 1992].)

Целый ряд исследователей Тарского (например, [Etchemendy 1988; Soames 1984]) отмечают, что логический аппарат Тарского может служить для построения теории значения, только если понимать его определенным специфическим способом. Как правило, работа Тарского рассматривается как показывающая нам, как определить истинностный предикат. Если использовать ее подобным образом, то вопрос о том, является ли предложение истинным, становится, по существу, вопросом о математической истине. Предположительно, истинностные условия предложений в естественном языке связаны с этими предложениями контингентным образом, поэтому определенный подобным образом предикат истинности не может быть использован для построения теории их значения. Но логический аппарат тарскианского типа необязательно использовать только лишь для эксплицитного определения истины. Рекурсивную характеристику истины можно использовать, чтобы установить (state) семантические свойства предложений и их составляющих — как это должна делать теория значения. При таком применении этого аппарата теорию можно рассматривать не как эксплицитно определяющую истину, но как описывающую истинностные условия предложений.

6.5 Теория согласованности и значение

Дональд Дэвидсон широко известен иным (частично вдохновленным идеями Куайна (например, [Quine 1960])) подходом к использованию теории истины в качестве теории значения по сравнению с тем, что имплицитно содержится в [Field 1972]. В то время как репрезентационалистский подход в духе Филда основан на каузальной теории референции, Дэвидсон (например, [Davidson 1973]) кладет в основу своего подхода процедуру радикальной интерпретации, в ходе которой интерпретирующий выстраивает теорию тарскианского типа для того, чтобы интерпретировать собеседника как придерживающегося убеждений, которые являются непротиворечивыми, согласованными и по большей части истинными.

Это в итоге привело Дэвидсона (например, [Davidson 1986]) к утверждению о том, что бо́льшая часть наших убеждений является истинной — вывод, хорошо сочетающийся с теорией истины как согласованности. Это более слабое утверждение, чем те, которые отстаивала неоклассическая теория согласованности. Дэвидсон не настаивает на том, что все члены любого согласованного множества убеждений являются истинными, или же на том, что истинность попросту и заключается в том, чтобы быть членом подобного согласованного множества убеждений. Однако в то же время вывод о том, что бо́льшая часть наших убеждений является истинной, поскольку имеющееся у них содержание должно пониматься с помощью процедуры радикальной интерпретации, которая с необходимостью выстроит из них согласованную и рациональную систему, имеет очевидное сходство с неоклассической теорией согласованности.

В [Davidson 1986] Дэвидсон полагает, что его теория истины имеет достаточно сходства с неоклассической теорией согласованности для того, чтобы ее можно было называть теорией истины как согласованности — и в то же время он считает, что используемый им логический аппарат тарскианского типа дает полное основание утверждать, что его теория также совместима с определенного рода теорией соответствия.

Впрочем, в своих более поздних работах Дэвидсон пересматривает эту позицию. На самом деле, уже в [Davidson 1977] он выражал сомнения в отношении того, что использование теории Тарского в радикальной интерпретации в какой бы то ни было степени подразумевает принятие репрезентационалистского аппарата того типа, который, как мы говорили в разделах 3.1 и 3.2, предлагает Филд в [Field 1972]. В «Дополнениях» к [Davidson 1986] он также заключает, что его теория истины отходит от неоклассической теории согласованности слишком далеко, чтобы ее можно было считать вариантом этой теории. Важной для нас является скорее роль радикальной интерпретации в теории содержания, а также то, как это приводит к идее о том, что наши убеждения склонны к истинности (belief is veridical). И то, и другое суть идеи, связанные с общей идеей согласованности, но не с теорией истины как согласованности как таковой. Они также содержат в себе сильную форму антирепрезентационализма. Таким образом, хотя Дэвидсон в действительности и не придерживается теории согласованности, он предлагает теорию, которая находится в оппозиции к репрезентационалистским вариантам теории соответствия, которые мы обсуждали в разделе 3.2.

Подробнее о Дэвидсоне см. [Glanzberg 2013] и статью настоящей энциклопедии о Дональде Дэвидсоне (англ.).

6.6 Истина и утверждение

Отношения между истиной и значением — не единственный случай, в котором истина оказывается тесно связана с языком. Другим таким случаем будет представление, также часто подчеркиваемое в работах Даммита (например, [Dummett 1959]), о связи между истинной и утверждением (assertion). Его также легко выразить в трюизме:

Истина является целью утверждения.

Человек, делающий утверждение, гласит этот трюизм, стремится сказать нечто истинное.

Нетрудно понять этот трюизм таким образом, чтобы он показался очевидно ложным. Без сомнения, многие люди не стремятся сказать чего-то истинного. Любой, кто лжет, очевидно, не стремится высказать истину. Любой, кто пользуется лестью или пытается кого-то обмануть, очевидно, преследует иные цели, нежели истина.

За трюизмом об утверждении истины, однако, стоят несколько иные соображения. Он рассматривает утверждение как деятельность, в рамках который определенные правила являются конституирующими. Как это часто замечают, наиболее естественной здесь будет параллель с играми, — такими как шахматы или бейсбол, — которые определяются некоторыми правилами. Указанный трюизм гласит, что для деятельности по вынесению суждений конституирующим является тот факт, что утверждения имеют своей целью истину. Утверждение по самой своей природе преподносит то, что в нем высказывается, как истину, и любое утверждение, которое оказывается не истинным, в силу одного лишь этого факта будет открыто для критики — вне зависимости от того, желал ли сам сделавший это утверждение человек сказать нечто истинное или солгать.

Изначальное рассуждение Даммита по этому поводу частично должно было служить критикой дефляционизма (в частности, взглядов, излагаемых в [Strawson 1950]). Он ставил в нем под сомнение мысль о том, что мы можем полностью объяснить понятие истины с помощью бикондиционалов Тарского, указывая, что трюизм об утверждении истины (никак не отражаемый этими бикондиционалами), является фундаментальным для природы истины. Как говорит сам Даммит, что упускают бикондиционалы Тарского и что трюизм об утверждении истины, напротив, ухватывает — это назначение (point) понятия истины, то есть то, для чего это понятие применяется (Более подробное обсуждение см. в [Glanzberg 2003a] и [Wright 1992].)

Имеют ли утверждения в действительности подобные конституирующие правила или нет — вопрос, разумеется, спорный. Но и среди тех, кто признает существование таких правил, само место истины среди этих правил также является предметом споров. Главная альтернатива взгляду Даммита, отстаиваемая Уильямсоном [Williamson 1996], заключается в том, что фундаментальным для конституирующих правил утверждения является не истина, а знание. Уильямсон отстаивает понимание утверждения, основанное на правиле, согласно которому мы должны утверждать только то, что мы знаем.

Более подробно о связи истины и утверждения см. в статьях в [Brown and Cappelen 2011] и в статье настоящей энциклопедии об утверждении (англ.).

Библиография

  • Alston, William P., 1996, A Realist Conception of Truth, Ithaca: Cornell University Press.
  • Armstrong, David M., 1997, A World of States of Affairs, Cambridge: Cambridge University Press.
  • Austin, J. L., 1950, “Truth”, Proceedings of the Aristotelian Society (Supplementary Volume), 24: 111–129. Reprinted in Austin (1961a).
  • –––, 1961a, Philosophical Papers, Oxford: Clarendon Press. Edited by J. O. Urmson and G. J. Warnock.
  • –––, 1961b, “Unfair to facts”, in Philosophical Papers, J. O. Urmson and G. J. Warnock (eds.), Oxford: Clarendon Press, 102–122.
  • Azzouni, Jody, 2001, “Truth via anaphorically unrestricted quantifiers”, Journal of Philosophical Logic, 30: 329–354.
  • –––, 2018, “Deflationist truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 477–502.
  • Baldwin, Thomas, 1991, “The identity theory of truth”, Mind, 100: 35–52.
  • –––, 2018, “Truth in British idealism and its analytic critics”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 125–149.
  • Barwise, Jon and Perry, John, 1986, Situations and Attitudes, Cambridge, MA: MIT Press.
  • Beall, Jc, 2000, “On truthmakers for negative truths”, Australasian Journal of Philosophy, 78: 264–268.
  • –––, 2005, “Transparent disquotationalism”, in Deflationism and Paradox, Jc Beall and B. Armour-Garb (eds.), Oxford: Oxford University Press, 7–22.
  • Beebee, Helen and Dodd, Julian (eds.), 2005, Truthmakers: The Contemporary Debate, Oxford: Clarendon Press.
  • Blackburn, Simon and Simmons, Keith (eds.), 1999, Truth, Oxford: Oxford University Press.
  • Blanshard, Brand, 1939, The Nature of Thought, London: George Allen and Unwin.
  • Brown, Jessica and Cappelen, Herman (eds.), 2011, Assertion: New Philosophical Essays, Oxford: Oxford University Press.
  • Burgess, Alexis G. and Burgess, John P. (eds.), 2011, Truth, Princeton: Princeton University Press.
  • Cameron, Ross P., 2018, “Truthmakers”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 333–354.
  • Candlish, Stewart, 1999, “Identifying the identity theory of truth”, Proceedings of the Aristotelian Society, 99: 233–240.
  • Candlish, Stewart and Damnjanovic, Nic, 2018, “The identity theory of truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 255–282.
  • Cartwright, Richard, 1987, “A neglected theory of truth”, in Philosophical Essays, Cambridge, MA: MIT Press, 71–93.
  • David, Marian, 1994, Correspondence and Disquotation, Oxford: Oxford University Press.
  • –––, 2001, “Truth as identity and truth as correspondence”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge, MA: MIT Press, 683–704.
  • –––, 2018, “The correspondence theory of truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 238–258.
  • Davidson, Donald, 1967, “Truth and meaning”, Synthese, 17: 304–323. Reprinted in Davidson (1984).
  • –––, 1969, “True to the facts”, Journal of Philosophy, 66: 748–764. Reprinted in Davidson (1984).
  • –––, 1973, “Radical interpretation”, Dialectica, 27: 313–328. Reprinted in Davidson (1984).
  • –––, 1977, “Reality without reference”, Dialectica, 31: 247–253. Reprinted in Davidson (1984).
  • –––, 1984, Inquiries into Truth and Interpretation, Oxford: Oxford University Press.
  • –––, 1986, “A coherence theory of truth and knowledge”, in Truth and Interpretation, E. Lepore (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 307–319. Reprinted with afterthoughts in Davidson (2001).
  • –––, 1990, “The structure and content of truth”, Journal of Philosophy, 87: 279–328. Reprinted in revised form in Davidson (2005).
  • –––, 2001, Subjective, Intersubjective, Objective, Oxford: Oxford University Press.
  • –––, 2005, Truth and Predication, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • Devitt, Michael, 1984, Realism and Truth, Oxford: Blackwell.
  • Dodd, Julian, 2000, An Identity Theory of Truth, New York: St. Martin’s Press.
  • Dummett, Michael, 1959, “Truth”, Proceedings of the Aristotelian Society, 59: 141–162. Reprinted in Dummett (1978).
  • –––, 1976, “What is a theory of meaning? (II)”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press. Reprinted in Dummett (1993).
  • –––, 1978, Truth and Other Enigmas, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • –––, 1983, “Language and truth”, in Approaches to Language, Roy Harris (ed.), Oxford: Pergamon, 95–125. Reprinted in Dummett (1993).
  • –––, 1991, The Logical Basis of Metaphysics, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • –––, 1993, The Seas of Language, Oxford: Oxford University Press.
  • Etchemendy, John, 1988, “Tarski on truth and logical consequence”, Journal of Philosophical Logic, 43: 51–79.
  • Field, Hartry, 1972, “Tarski’s theory of truth”, Journal of Philosophy, 69: 347–375.
  • –––, 1986, “The deflationary conception of truth”, in Fact, Science and Value, C. Wright and G. MacDonald (eds.), Oxford: Basil Blackwell, 55–117.
  • –––, 1994, “Deflationist views of meaning and content”, Mind, 103: 249–285.
  • Fox, John, 1987, “Truthmaker”, Australasian Journal of Philosophy, 65: 188–207.
  • Frege, Gottlob, 1918–19, “Der gedanke”, Beiträge zur Philosophie des deutschen Idealismus, 1: 58–77. Translated by P. Geach and R. H. Stoothoff as “Thoughts” in Frege (1984).
  • –––, 1984, Collected Papers on Mathematics, Logic, and Philosophy, Oxford: Basil Blackwell. Edited by B. McGuiness.
  • –––, 2002, Realism and the Correspondence Theory of Truth, New York: Rowman and Littlefield.
  • Glanzberg, Michael, 2003a, “Against truth-value gaps”, in Liars and Heaps, Jc Beall (ed.), Oxford: Oxford University Press, 151–194.
  • –––, 2003b, “Minimalism and paradoxes”, Synthese, 135: 13–36.
  • –––, 2013, “The concept of truth”, in Companion to Donald Davidson, E. Lepore and K. Ludwig (eds.), Boston: Wiley-Blackwell, in press.
  • ––– (ed.), 2018, The Oxford Handbook of Truth, Oxford: Oxford University Press.
  • Greenough, Patrick and Lynch, Michael P. (eds.), 2006, Truth and Realism, Oxford: Oxford University Press.
  • Grover, Dorothy L., Kamp, Joseph L., and Belnap, Nuel D., 1975, “A prosentential theory of truth”, Philosophical Studies, 27: 73–125.
  • Gupta, Anil, 1993, “A critique of deflationism”, Philosophical Topics, 21: 57–81.
  • Haack, Susan, 1976, “The pragmatist theory of truth”, British Journal for the Philosophy of Science, 27: 231–249.
  • Halbach, Volker, 1999, “Disquotationalism and infinite conjunctions”, Mind, 108: 1–22.
  • Hartshorne, C., Weiss, P., and Burks, A. W. (eds.), 1931–58, The Collected Papers of Charles Sanders Peirce, vol. 1–8, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • Heck, Richard, 1997, “Tarski, truth, and semantics”, Philosophical Review, 106: 533–554.
  • Higginbotham, James, 1986, “Linguistic theory and Davidson’s program in semantics”, in Truth and Interpretation, E. Lepore (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 29–48.
  • Higginbotham, James, 1989, “Knowledge of reference”, in Reflections on Chomsky, A. George (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 153–174.
  • –––, 1992, “Truth and understanding”, Philosophical Studies, 65: 3–16.
  • Hornsby, Jennifer, 2001, “Truth: The identity theory”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge: MIT Press, 663–681.
  • Horwich, Paul, 1990, Truth, Oxford: Basil Blackwell.
  • Hylton, Peter, 1990, Russell, Idealism and the Emergence of Analytic Philosophy, Oxford: Oxford University Press.
  • Jackson, Frank, 2006, “Representation, truth and realism”, The Monist, 89: 50–62.
  • James, William, 1907, “Pragmatism’s conception of truth”, in Pragmatism, New York: Longmans, 197–236.
  • Joachim, H. H., 1906, The Nature of Truth, Oxford: Clarendon Press.
  • Kaplan, David, 1989, “Demonstratives”, in Themes From Kaplan, J. Almog, J. Perry, and H. Wettstein (eds.), Oxford: Oxford University Press, 481–563. First publication of a widely circulated manuscript dated 1977.
  • Ketland, Jeffrey, 1999, “Deflationism and Tarski’s paradise”, Mind, 108: 69–94.
  • King, Jeffrey C., 2018, “Propositions and truth-bearers”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 307–332.
  • Kirkham, Richard L., 1992, Theories of Truth: A Critical Introduction, Cambridge, MA: MIT Press.
  • Künne, Wolfgang, 2003, Conceptions of Truth, Oxford: Clarendon Press.
  • Lackey, Douglas (ed.), 1973, Essays in Analysis, New York: George Braziller.
  • Leeds, Stephen, 1978, “Theories of reference and truth”, Erkenntnis, 13: 111–129.
  • Lynch, Michael P., 2001a, “A functionalist theory of truth”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge, MA: MIT Press, 723–749.
  • ––– (ed.), 2001b, The Nature of Truth: Classical and Contemporary Perspectives, Cambridge, MA: MIT Press.
  • –––, 2009, Truth as One and Many, Oxford: Clarendon Press.
  • McDowell, John, 1976, “Truth-conditions, bivalence, and verificationism”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press, 42–66.
  • –––, 1994, Mind and World, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • Merricks, Trenton, 2007, Truth and Ontology, Oxford: Oxford University Press.
  • Misak, Cheryl J., 2004, Truth and the End of Inquiry, Oxford: Oxford University Press.
  • –––, 2018, “The pragmatist theory of truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 283–303.
  • Moore, George Edward, 1899, “The nature of judgment”, Mind, 8: 176–193.
  • –––, 1902, “Truth”, in Dictionary of Philosophy and Psychology, J. M. Baldwin (ed.), London: Macmillan, vol. 2, 716–718.
  • –––, 1953, Some Main Problems of Philosophy, London: George Allen and Unwin.
  • Mulligan, Kevin, Simons, Peter, and Smith, Barry, 1984, “Truth-makers”, Philosophy and Phenomenological Research, 44: 287–321.
  • Neale, Stephen, 2001, Facing Facts, Oxford: Clarendon Press.
  • Parsons, Josh, 1999, “There is no ‘truthmaker’ argument against nominalism”, Australasian Journal of Philosophy, 77: 325–334.
  • Patterson, Douglas, 2012, Alfred Tarski: Philosophy of Language and Logic, New York: Palgrave Macmillan.
  • Pedersen, Nikolaj J. L. L. and Lynch, Michael P., 2018, “Truth pluralism”, in M. Glanzbberg (ed.) 2018, 543–575.
  • Putnam, Hilary, 1978, Meaning and the Moral Sciences, London: Routledge and Kegan Paul.
  • –––, 1981, Reason, Truth and History, Cambridge: Cambridge University Press.
  • –––, 1985–86, “A comparison of something with something else”, New Literary History, 17: 61–79. Reprinted in Putnam (1994).
  • –––, 1994, Words and Life, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • Quine, W. V. O., 1960, Word and Object, Cambridge, MA: MIT Press.
  • –––, 1970, Philosophy of Logic, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • Ramsey, Frank P., 1927, “Facts and propositions”, Aristotelian Society Supp. Vol., 7: 153–170. Reprinted in Ramsey (1931).
  • –––, 1931, The Foundations of Mathematics and Other Logical Essays, London: Routledge and Kegan Paul.
  • Ray, Greg, 2018, “Tarski on the concept of truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 695–717.
  • Rorty, Richard, 1986, “Pragmatism, Davidson and truth”, in Truth and Interpretation, E. Lepore (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 333–355.
  • Ross, W. D. (ed.), 1928, The Works of Aristotle Translated into English, Oxford: Clarendon Press, second edn.
  • Russell, Bertrand, 1903, Principles of Mathematics, Cambridge: Cambridge University Press, first edn.
  • –––, 1904, “Meinong’s theory of complexes and assumptions I, II, III”, Mind, 13: 204–219, 336–354, 509–524. Reprinted in Lackey (1973).
  • –––, 1910a, “The monistic theory of truth”, in Philosophical Essays, London: George Allen and Unwin, 131–146.
  • –––, 1910b, “On the nature of truth and falsehood”, in Philosophical Essays, London: George Allen and Unwin, 147–159.
  • –––, 1912, The Problems of Philosophy, London: Oxford University Press.
  • –––, 1956, “The philosophy of logical atomism”, in Logic and Knowledge, R. C. Marsh (ed.), London: George Allen and Unwin, 177–281. Originally published in The Monist in 1918.
  • Shieh, Sanford, 2018, “Truth, objectivity, and realism”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 433–476.
  • Soames, Scott, 1984, “What is a theory of truth?”, Journal of Philosophy, 81: 411–429.
  • –––, 1992, “Truth, meaning, and understanding”, Philosophical Studies, 65: 17–35.
  • Strawson, Peter F., 1949, “Truth”, Analysis, 9: 83–97.
  • –––, 1950, “Truth”, Aristotelian Society Supp. Vol., 24. Reprinted in Strawson (1971).
  • –––, 1971, Logico-Linguistic Papers, London: Methuen.
  • Sullivan, Peter and Johnston, Colin, 2018, “Judgments, facts, and propositions”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 150–192.
  • Szaif, Jan, 2018, “Plato and Aristotle on truth and falsehood”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 9–49.
  • Tarski, Alfred, 1931, “Sur les ensembles définissables de nombres réels. I.”, Fundamenta Mathematicae, 17: 210–239. References are to the translation by J. H. Woodger as “On definable sets of real numbers. I” in Tarski (1983).
  • –––, 1935, “Der Wahrheitsbegriff in den formalisierten Sprachen”, Studia Philosophica, 1: 261–405. References are to the translation by J. H. Woodger as “The concept of truth in formalized languages” in Tarski (1983).
  • –––, 1944, “The semantic conception of truth”, Philosophy and Phenomenological Research, 4: 341–375.
  • –––, 1983, Logic, Semantics, Metamathematics, Indianapolis: Hackett, second edn. Edited by J. Corcoran with translations by J. H. Woodger.
  • Taylor, Barry, 1976, “States of affairs”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press, 263–284.
  • Vision, Gerald, 2004, Veritas: The Correspondence Theory and Its Critics, Cambridge, MA: MIT Press.
  • Walker, Ralph C. S., 1989, The Coherence Theory of Truth, London: Routledge.
  • –––, 2018, “The coherence theory of truth”, in M. Glanzberg (ed.) 2018, 219–237.
  • Williamson, Timothy, 1996, “Knowing and asserting”, Philosophical Review, 104: 489–523.
  • Wittgenstein, Ludwig, 1922, Tractatus Logico-Philosophicus, New York: Harcourt, Brace and Co.
  • Woleński, Jan, 2001, “In defense of the semantic definition of truth”, Synthese, 126: 67–90.
  • Wright, Crispin, 1976, “Truth-conditions and criteria”, Aristotelian Society Supp. Vol., 50: 217–245. Reprinted in Wright (1993).
  • –––, 1982, “Anti-realist semantics: The role of criteria”, in Idealism: Past and Present, G. Vesey (ed.), Cambridge: Cambridge University Press, 225–248. Reprinted in Wright (1993).
  • –––, 1992, Truth and Objectivity, Cambridge, MA: Harvard University Press.
  • –––, 1993, Realism, Meaning and Truth, Oxford: Blackwell, second edn.
  • –––, 1999, “Truth: A traditional debate reviewed”, Canadian Journal of Philosophy, 24: 31–74
  • Young, James O., 2001, “A defense of the coherence theory of truth”, Journal of Philosophical Research, 26: 89–101.

 

Перевод А.Т. Юнусова

 

Примечания

[1] От английского «Truth» (Истина); не от инициала Тарского! — Прим. пер.


Как цитировать эту статью

Гланцберг, Майкл. Истина // Стэнфордская философская энциклопедия: переводы избранных статей / под ред. Д.Б. Волкова, В.В. Васильева, М.О. Кедровой. URL = <http://philosophy.ru/truth/>.

Оригинал: Glanzberg, Michael, "Truth", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall 2018 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/fall2018/entries/truth/>.



Нашли ошибку на странице?
Выделите её и нажмите Ctrl + Enter