arrow-downcheckdocdocxfbflowerjpgmailnoarticlesnoresultpdfsearchsoundtwvkxlsxlsxyoutubezipTelegram
Экзистенциальное понимание истины у Кьеркегора
Автор:   Наталья Фаустова
Художник:   Наталья Викторова

Сёрен Кьеркегор посвятил свою жизнь и творчество проблеме, которую считал единственно важной для каждого: проблеме того, что значит быть «единичным индивидом». Именно в контексте этой задачи он рассматривал проблему истины. Несмотря на то, что концепция истины изложена в т.н. псевдонимном сочинении Кьеркегора, мы с полным правом можем считать ее выражением личной точки зрения датского философа, вернее, своеобразным переводом на язык философского концепта его основанных на христианском учении представлений о человеке. В статье я проанализирую учение о человеке и истине, которое Кьеркегор вложил в уста своего псевдонима-персонажа Йоханнеса Климакуса, а в конце кратко опишу свое видение вопроса.

Согласно Климакусу-Кьеркегору, сущность человека состоит в экзистировании — пребывании в становлении в качестве субъективного. Субъективность предполагает наличие у человека глубоко личного отношения к чему бы то ни было, неравнодушие. Чтобы экзистировать в полной мере, недостаточно просто существовать, присутствовать в действительности: свою субъективность нужно развивать и углублять, т.е. постоянно находиться в непрерывном напряженном процессе постижения себя в качестве субъективного и пребывающего в становлении. Когда экзистирующий индивид мыслит, его задача состоит именно в том, чтобы мыслить, сознавая себя в качестве экзистирующего. Пиком экзистирования является страсть; индивид должен быть бесконечно заинтересован в своем экзистировании. Многие вопросы, рассматриваемые абстрактно, обретают для заинтересованного экзистирующего индивида бесконечную важность, так как касаются непосредственно его самого. Самым наглядным примером является рассмотрение проблемы смерти. Мы можем мыслить о смерти «объективно», как о явлении. В этом случае мы мыслим, абстрагируясь от своего экзистирования, по-настоящему же мыслить смерть значит мыслить ее внутри своего существования: мыслить не о смерти «вообще», а о своей смерти, о своей неизбежной причастности к ней. Такое мышление одновременно является и экзистенциальным действием.

Человеческий разум устроен так, что мышление всегда стремится забыть об экзистировании, поэтому развитие субъективности требует серьезного приложения сил, которое должно повторяться снова и снова, поскольку пребывая в становлении, индивид каждое мгновение подвержен перемене: «…становиться субъективным — достаточное занятие на целую человеческую жизнь; а потому с человеком ревностным не может произойти то, что случается с суетливым хлопотуном, который желает закончить свои дела в жизни прежде, чем жизнь покончит с ним самим. Такой деловой человек должен понимать, что ему нельзя пренебрегать жизнью, напротив, он обязан увидеть, что, по всей видимости, он неверно осознал жизненную задачу, ведь иначе ему было бы совершенно ясно, что жизненная задача длится столько же, сколько сама жизнь, превращаясь в задачу жить. Соответственно, если индивид понимает: становиться субъективным — его высочайшая задача, то в процессе выполнения этой задачи перед ним встают все новые и новые проблемы» [Кьеркегор 2012, 161–162].

Экзистирование в его высшем смысле характеризуется Кьеркегором как этическое и религиозное. Экзистирующий подобным образом индивид ясно сознает, что главное, а что второстепенное или безразличное; если он не будет оставлять свою тихую внутреннюю работу укоренения в субъективности, мир и его суета не смогут отвлечь его от этого. Его внутренняя глубина, его субъективность выражаются в его действиях и решениях, сама интенсивность экзистирования, порождающая их, является таким действием и решением: «…этическое не сводится к одному лишь знанию; оно есть также и действие, связанное с этим знанием, причем действие такого рода, что повторить его зачастую оказывается более трудным, чем совершить в первый раз» [Там же, 159], «тем самым мы поддерживаем этическое требование, вменяющееся экзистирующему индивиду; это требование состоит не в том, чтобы он абстрагировался от своей экзистенции, но в том, что ему нужно экзистировать, — что представляет собой также и высший интерес для экзистирующего индивида» [Там же, 308].

«Система наличного существования» [Там же, 113] в виде обширной философской системы, в которой полностью описана, отражена реальная действительность, для человека невозможна. Такая система возможна только для Бога. Система возможна лишь как логическая, как непротиворечивая и замкнутая сама в себе теория, но не как претендующая на описание всей реальности в целом. Кьеркегор призывает мыслить реальность предельно конкретно, что требует большего напряжения, чем абстрактное мышление. Мысля абстрактно, мы не замечаем, как «оставляем за скобками» некоторые характеристики реальных предметов и акторов. Кьеркегор же, отстаивая свою позицию, что мыслить нужно, удерживая себя в экзистировании, требует именно напряженной концентрации на реальных свойствах, поэтому субъект для него — это прежде всего субъект экзистирующий, как то имеет место в реальности. Позже Вильгельм Дильтей напишет: «В жилах познающего субъекта, какого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как голой мыслительной деятельности» [Дильтей 2000, 274]. Именно против такого абстрагирования и выступал Кьеркегор, критикуя систему Гегеля.

В силу того, что человек пребывает в становлении, знание для него может быть только бесконечным приближением к абсолютному знанию, поскольку обладание им требует «завершенности» субъекта, которая недоступна постоянно пребывающему в становлении экзистирующему субъекту: «Как только бытие истины становится эмпирически конкретным, сама истина вступает в процесс становления и в свою очередь становится — по умолчанию — согласованностью между мышлением и бытием. Истина действительно такова для Бога, однако она не может быть такой ни для какого экзистирующего духа, поскольку этот дух, сам оставаясь экзистирующим, уже поэтому находится в процессе становления» [Кьеркегор 2012, 187]. «Объективное» знание действительности остается для человека только возможностью, тогда как на самом деле действительностью для него является его экзистирование: «этическое есть единственно надежное; сосредоточение на этом есть единственное знание, которое в самый последний момент не обращается в гипотезу, пребывание в нем есть единственно надежное знание, поскольку знание здесь обеспечено чем-то помимо себя самого» [Там же, 151].

Понимание истины как соответствия бытия и мышления, как мы увидели выше, согласно Климакусу-Кьеркегору, присуще только Богу (т.к. он является завершенным субъектом), а также в случае, если это соответствие понимается абстрактно как соответствие абстрактного бытия абстрактному мышлению. Однако такое определение, с точки зрения Кьеркегора, является пустой тавтологией, удвоением, «абстрактным тождеством сущности с самой собой» [Там же, 187]. Такая «абстрактная» истина может иметь значение для спекулятивного философа, который в своем мышлении отвлекается от своего экзистирования. Для индивида, заинтересованного в своем экзистировании, вопрошание об истине является вопрошанием о существовании в истине.

Истиной для экзистирующего индивида может быть только знание, имеющее сущностное отношение к его экзистированию: таким знанием может быть только этическое и религиозное знание (поскольку, как мы уже выяснили, единственной действительностью для экзистирующего является только его этическая действительность). Этим знанием для Кьеркегора является христианская истина, которая для пребывающего в становлении есть абсурд: «Абсурд — это то, что вечная истина становилась во времени, что Бог становился во времени, что он родился, вырос и так далее, что он становился совершенно так же, как и всякий другой отдельный человек…» [Там же, 206]. Бог стал человеком: «нечто, могущее стать историческим лишь в прямом противоречии всякому человеческому пониманию, тем не менее стало историческим. Это противоречие и есть абсурд, и в него можно только веровать» [Там же, 207–208].

В качестве экзистирующего человек может только снова и снова, каждое мгновение, присваивать эту вечную истину; это присвоение и это отношение временного и вечного является парадоксом. Это присвоение вечной истины будучи развитием субъективности можно представить как особую духовную практику, потому что пребывание в становлении требует постоянного возобновления своего отношения к истине, постоянного воспроизведения этого парадокса. Индивид в качестве экзистирующего пребывает или не пребывает в истинном отношении к вечной истине; истина — это состояние, и если в этот миг индивид пребывает в истине, то это не значит, что так будет в следующее мгновение. Это движение, это касание вечности происходит в мгновение страсти, на пике субъективности: «И только на мгновение отдельный индивид, продолжая экзистировать, может стать единством бесконечного и конечного, — единством, выходящим за пределы экзистирования. Это мгновение есть мгновение страсти» [Там же, 193]. Страсть порождается как ответ на сомнение, которое неизбежно испытывает пребывающий в становлении индивид. Он как бы отталкивается от этой неопределенности и в мгновение страсти обретает свою экзистенциальную истину как отношение к вечной истине: «Объективно у человека остается только неопределенность, но такая неопределенность — это именно то, что еще больше напрягает бесконечную страсть внутреннего, истина же и есть как раз это рискованное предприятие: оказаться способным выбирать объективную неопределенность со всей страстью бесконечного» [Там же, 200]. «Здесь можно дать такое определение истины: объективная неопределенность, крепко удерживаемая благодаря присвоению с самой страстной внутренней глубиной, и есть истина; это высшая истина, возможная для экзистирующего человека» [Там же, 199].

Для индивида как экзистирующего может существовать только экзистенциальная истина, которая есть страстное присвоение вечной истины, совершаемое им со всей силой своей субъективности: истина есть субъективность. Такое присвоение и пребывание в истине и составляет, по Кьеркегору, суть религиозного экзистирования, именно это значит быть единичным индивидом: «…приведенное выше определение истины есть лишь иное название веры. Без риска нет веры. Вера — это противоречие между бесконечной страстью внутреннего и объективной неопределенностью. Если я способен постигать Бога объективно, у меня нет веры…» [Там же, 200]

Кьеркегор понимает экзистенциальную истину как присвоение вечной религиозной истины, истины христианства, как он ее видел. Если истина есть отношение, то как быть с объектом этого отношения? Может ли быть истинное отношение к объекту, который истиной не является? Кьеркегор пишет по этому поводу следующее: «Когда вопрос об истине встает объективно, истина объективно рассматривается как объект, к которому относится познающий. То, что здесь рассматривается, — это не само отношение, но тот факт, что то, к чему он относится, есть истина, нечто истинное. Если то, к чему он относится, есть истина, нечто истинное, значит, субъект пребывает в истине. Когда вопрос об истине встает субъективно, отношение индивида также рассматривается субъективно. Если только само “как” этого отношения пребывает в истине, индивид также пребывает в истине, — даже если он при этом встает в отношение к чему-то неистинному» [Там же, 195]. Далее в тексте он приводит популярный у богословов пример: «Один молится Богу в истине, хотя внешне и поклоняется идолу, другой же неистинно молится истинному Богу, а это значит, что как раз он-то и поклоняется идолу» [Там же, 197]. Страсть субъективного порождает истинное отношение, посредством которого индивид «прорывается» к истинному объекту.

Речь идет именно о том, что сущностным образом относится к экзистенции, поэтому в качестве объекта отношения не может рассматриваться нечто «конечное». В этом смысле страстная заинтересованность безумного в его маниакальной идее не может быть истинной. «В чисто субъективном определении истины сумасшествие и истина в конечном счете неразличимы, поскольку оба они наделены внутренней глубиной» [Там же, 191]. В сноске к этому высказыванию Кьеркегор поясняет: «Однако даже это в конечном счете неверно, поскольку безумие никогда не обладает внутренним бесконечности. Его навязчивая идея представляет собой своего рода объективное нечто, и противоречие безумия состоит в том, что оно пытается принять эту идею со страстью. Таким образом, решающий фактор в безумии — это не субъективная сторона, но маленькая, ограниченная конечность, которая затем фиксируется, — а это что-то, чем никогда не может стать бесконечное» [Там же].

Объектом истинного отношения является бесконечное, страсть субъективности стремится именно к нему, каждое мгновение «касается» его. Предметом веры, по Кьеркегору, является именно не исторический факт проповеди Христа (знание, которое для экзистирующего индивида не может быть абсолютным), а Христос как то вечное, что снизошло во временное. Именно христианскую веру Кьеркегор считал такой вечной истиной. Я считаю, что можно развить эту концепцию следующим образом: говорить о вечной истине не как о христианской, а как о «вечной» в самом широком смысле. В таком случае объектом истинного отношения можно считать бесконечность, понятую как бесконечное развитие субъективности. По Кьеркегору, отношение индивида направлено к вечной истине как к объекту, в моем же понимании религиозного вечная истина определяется не как «объект», а как бесконечное стремление страстной заинтересованности; бесконечность — это не объект, а возможность бесконечного совершения движения, задача состоит не в том, чтобы вновь и вновь присваивать объект, а в том, чтобы не сбиться с верного пути. В рамках такой трактовки по-настоящему религиозным может быть и атеист. По моему мнению, религиозность в этом понимании и есть вечная истина в чистом виде, отношение к которой и есть экзистенциальное пребывание в истине. Человек, который стремится развиваться в этом направлении, тонко чувствует свое отношение к истине, существует ли он в ней в этот миг или же он ее только что упустил. Истина — это экзистенциальная практика, направленная на бесконечное, вне зависимости от того, понимаем ли мы его как религиозное в традиционном смысле.

Библиография

1. Дильтей 2000 — Дильтей В. Собрание сочинений в 6 тт. Т.1: Введение в науки о духе. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000.

2. Кьеркегор 2012 — Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». М.: Академический Проект, 2012.

Рассылка статей
Не пропускайте свежие обновления
Социальные сети
Вступайте в наши группы
YOUTUBE ×